Игра в прятки - Лора Джонс

Сегодня де Пиз забрал меня из жалкого, убогого Жуи, чтобы отвезти к моей матери. Едва ли я ожидаю подобной чести с нетерпением, но матушка несколько недель кряду не оставляла меня в покое, изводя и донимая просьбами о встрече. Она сообщает, что у нее есть блестящий план, как избежать пропасти, в которую катится страна, и совершить побег в безопасное место. Раньше она не слишком‑то беспокоилась о моей безопасности, и я сомневаюсь, что ее план так уж блестящ, как ей представляется.

Матушка скрывается в своем сельском убежище, совсем как королева перед тем, как Франция полетела в тартарары. Она расхаживает по дому в шелках, воображая себя пейзанкой, правда похожа не столько на пастушку, сколько на квашню, завернутую в тюль. Именно в эту идиллию и мчит меня сейчас де Пиз.

Когда карета подъезжает к дому, матушка – круглолицая, румяная, тучная – появляется на пороге. Она подбегает и прижимает меня к груди, как обычно, позабыв, что у меня на руках малыш Пепен. Я поднимаю на нее хмурый взгляд, но она слишком взбудоражена, чтобы заметить это. В малой гостиной нас ожидает стол со сладкими лакомствами и игристым вином.

– Нужно что‑то решать! – вновь и вновь долдонит матушка, которая, по-видимому, не в силах усидеть на месте: она втискивает свой внушительный зад в жалобно поскрипывающее кресло, но через несколько секунд вскакивает и начинает метаться по комнате.

– Решать, матушка? Что решать? – небрежно осведомляюсь я. На данном этапе гораздо занятнее прикинуться дурочкой и немного понаблюдать за тем, как матушка волнуется.

– Что за вопрос! – восклицает она. – Положение в стране чудовищное! Ты разве меня совсем не слушала? И не читала моих писем?

Я вскидываю брови, прикидываясь сконфуженной.

– И что, матушка? Я ведь замужняя женщина, какие у меня права? И вообще, с чего бы властям мной интересоваться? – Я беру с тарелки макарун и отправляю его в рот.

– Фу! – брызжет слюной матушка. – Я не доверяю этим неотесанным фабричным работникам! Как думаешь, что может случиться, если кто‑нибудь из них тебя невзлюбит? Ответь!

Я с олимпийским спокойствием взираю на нее. Макарун такой легкий, что в мгновение ока тает у меня на языке, но я еще долго делаю вид, что пережевываю его. Пусть матушка подольше ждет моего ответа.

– Откуда мне знать, матушка? – наконец роняю я, извлекая из вазы еще одно пирожное. По правде говоря, мне не хочется есть. Раньше я следила за своим питанием, чтобы с возрастом не раздаться, как матушка. Теперь же у меня просто нет аппетита.

Де Пиз, сидящий слева от меня, округляет глаза. Очевидно, до сих пор он не считал восстание работников в Жуи возможным, хотя судьба парижской обойной фабрики мсье Ревейона известна всей Европе. Толпа сровняла ее с землей. И все из-за того, что люди неправильно поняли высказывание Ревейона о безмерно раздутых ценах на хлеб. У этих крестьян нет потребности в правде: они видят лишь то, что желают видеть. А мы теперь вынуждены обдумывать каждое слово, слетающее с наших уст. Незавидная участь. Сродни жизни на фабрике в убогом захолустье.

– Если вы считали фабрику таким опасным местом, матушка, то почему позволили батюшке спровадить меня туда?

Матушка, пропустив эту шпильку мимо ушей, фыркает:

– Ma petite, на наших шеях затягиваются петли, опасность грозит нам повсюду! Уже казнен король! Кто мог предугадать, что этот день когда‑нибудь настанет! – С каждым восклицанием моя родительница все сильнее распаляется, так что вскоре ей приходится опуститься на кушетку и вызвать горничную, чтобы та освежила ей лицо. – Именно поэтому мне и нужно было повидаться с тобой, – продолжает она, делая взмах рукой в мою сторону. – Я хочу, чтобы твой отец отвез меня на швейцарскую границу, а ты должна поехать со мной. – Она переводит взгляд на де Пиза. – О, и вы тоже, мсье.

Я усмехаюсь: запоздалая мысль, надо сказать.

Де Пиз угодливо улыбается.

– Благодарю вас, маркиза. Какая честь для меня!

Матушка снова поворачивается ко мне.

– А в сентябре прошлого года казнили принцессу де Ламбаль, милочка! Если мы не сбежим, нас постигнет та же участь, я в этом уверена!

Я чувствую дурноту: непереваренные сласти подступают к горлу. Мне отлично известно, какие жуткие обстоятельства сейчас поведает матушка. Пепен зарывается лицом в мои юбки, будто знает наперед, чтó нам предстоит выслушать.

– Бедняжку де Ламбаль бросили в эту кошмарную тюрьму, – продолжает матушка. – С ней обращались как с обычной преступницей, уличной женщиной! Вы ведь слыхали, что произошло, мсье де Пиз, не так ли?

Де Пиз открывает рот, собираясь подтвердить свою осведомленность, тем самым избежав очередного перечисления чудовищных подробностей, но матушка в ударе, ее уже не остановишь.

– Огромная свора набросилась на несчастную и колола ее пиками, избивала дубинками, терзала… несколько часов! Нет сил углубляться в детали… Но, по общему мнению, убийцы уподобились волкам, раздиравшим свою жертву в клочья: они даже разрывали ей грудь зубами! Зубами! Бедняжку Ламбаль всю искромсали, отрезали интимные части тела и выставили их напоказ на улицах. А знаете, что случилось потом с ее останками? Меня бросает в дрожь при мысли об этом, слова не идут. Достаточно сказать, что они съели ее сердце, сделали пояса из ее внутренностей и накладные усы из… Ну, мне не подобает говорить, какие волосы они для этого использовали.

Я знаю каждое слово наперед, ибо несколько раз слыхала из матушкиных уст изложение тех ужасающих событий. Зачем она без конца пересказывает эту историю, будто впервые, мне не понять. Могу лишь предположить, что картина страшной гибели знакомого человека будоражит матушкино воображение.

Я отхлебываю глоток вина и уклончиво отвечаю:

– Кажется, что‑то такое припоминается.

Матушка испускает театральный вздох.

– Вот так! Что ж, я всего лишь хочу сказать, что время, когда они проявляли милосердие к дамам и позволяли им гулять на свободе, давно миновало. Королева в тюрьме. Сейчас от них надо ожидать дикарской жестокости. Толпа почуяла запах крови, и им нужна именно наша кровь. – Пауза. – А это дьявольское изобретение, «мадам Гильотина»! – с преувеличенным трепетом восклицает моя родительница. – Быстрый конец, о котором толкуют, всего лишь выдумка. Уверена, мсье де Пиз, вы слышали о ее неэффективности?

– Да, маркиза. – Де Пиз, торжественно поставив на стол свою тарелку, обращает взгляд на меня. – Неисправности, смещение лезвия – не редкость. Сам король перенес жестокие мучения.

Он говорит со мной как школьный учитель с недалекой ученицей. Никакой необходимости в этом нет. Я прекрасно осведомлена и о недостатках гильотины,