От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

до самой темноты пришлось еще заниматься зачисткой крепости. Не все защитники убежали, часть спряталась в ямах и кибитках, откуда то и дело раздавались выстрелы. Найденных в тайниках уничтожали. В одной из кибиток было обнаружено и знамя Апшеронского батальона.

Вся боевая операция заняла два часа. Наш урон на приступе составил 398 человек. Всего же за 23 дня осады было потеряно 1100 человек из семитысячного отряда. Текинцев погибло при взрыве, заколото на штурме и побито в преследовании до восьми тысяч – третья часть защитников Геок-Тепе. По словам сдавшихся, наибольший ущерб им причиняли бомбы мортир. Внутри цитадели были взяты до пяти тысяч женщин и детей (их передали Красному Кресту), пятьсот персов-рабов и добыча, оцененная в 6 миллионов рублей.

Из воспоминаний врача А.В. Щербака: «Площадь крепости усеяна текинскими трупами. Всюду лужи крови. На обвале торчат головы и другие части туловища, задавленных взрывом. Из землянок, которых тысячи, раздаются протяжные стоны. Там укрывались от снарядов семьи текинцев, но осколки гранат и бомб проникали всюду. Между кибитками, местами тлеющими, снуют казаки и солдаты, нагруженные коврами, шелковой материей, серебряной сбруей и т. д…На перевязочном пункте Красного Креста, во рву крепости, масса израненных текинских женщин и детей. Их не успевают перевязать, как снова набирается толпа. Ранения почти исключительно осколками снарядов. Пулевых ран мало. Плачут, стонут и шлют проклятия на голову Тыкма-сардара, которого они считают виновником всех бедствий. Среди пожилых женщин виднеются молодые, красивые; большая часть последних вымазались глиной, чтобы не привлекать внимания…»

Скобелев разрешил солдатам три дня брать в кибитках все, что им понравится, за исключением продовольствия и фуража. Женщинам и детям были загодя отведены особые охраняемые кибитки, отпускался провиант, возвращены многие вещи. По распоряжению коменданта Александра Верещагина (брата художника) переводчик ротмистр Байтоков с несколькими казаками ездил по крепости и приказывал женщинам вместе с детьми собираться в одно место около холма. Весь женский лагерь был оцеплен часовыми. К вечеру они были все собраны и расположены на ночлег, частью в углу крепости, частью в кале, находящейся около холма. Впрочем, из них в ту ночь мало кто спал. Женщины плакали, кричали и рвали на себе волосы в ожидании, что, по восточному обычаю, их всех перебьют. Весь женский лагерь был оцеплен часовыми.

Вообще обращение как офицеров, так и солдат с пленными текинцами было самое гуманное. «С ними обходились как со своими, – вспоминал В. Шаховский в своих воспоминаниях, – как с новыми соотечественниками».

Из воспоминаний А.В. Верещагина: «Странный вид представляла крепость после штурма. Извилистые проходы между кибитками, входы в землянки, валы и внутренний ров усеяны были трупами, умирающими ранеными. Небольшая кала, расположенная саженях во ста от холма, была битком набита женщинами и детьми, и из их утомленной груди уже временами только вырывались сиплые вопли и стоны. Во мраке ночи, сменившей день штурма, изредка вспыхивали огоньки и раздавались сухие ружейные выстрелы, то на аванпостах, то на стене, то между кибитками, в которых успели скрыться во время дневного боя текинцы. Некоторые, пользуясь наступившею темнотою, старались пробраться в пески через выходы. А не евшие целый день победители, не обращая внимания на эту стрельбу, массами тащили муку, курдючье сало, масло и крупу; другие гнали и тянули на веревке телят и баранов, несли кур и все, что можно было есть. Несмотря на утомление, солдаты толпились вокруг костров, натащив из кибиток сковород, железных листов, «кунганов» и прочей утвари, и все это пекло, жарило и варило… Тут приготовлялись и лепешки, и галушки, и плоские хлебы, жаркое в разном виде и из разного мяса; при этом вырезались отборнейшие куски, а остальное бросалось в сторону. Над холмом и лагерем, где еще так недавно раздавались выстрелы и носились облака порохового дыма, теперь стоял дым от костров, чад кипящего сала; ворчала на сковородах баранина, и слышался веселый говор, прерываемый взрывом веселого хохота. Особенно причудливый вид представлял холм, озаряемый колеблющимся пламенем костров. По стенам стояла редкая цепь часовых. У ворот караулы. По временам внутренность крепости пересекали по разным направлениям казачьи разъезды и пехотные патрули…»

Солдаты у костров делились впечатлениями:

– А много, братцы, сегодня накрошили текинца…

– Да уж, отучили собак по чужое мясо ходить…

– А командир-то наш и говорит: «Смотри, братцы, когда взрыв будет, тогда мы с третьей ротой бросимся!» А вскоре и взрыв громыхнул. Закричали все «ура!» и вперед бросились… Тут у нас одного убили. Ну, да Бог с ним! Вперед, братцы! На стенку, скорее на стенку! Ну а как заняли этот самый холм-шихан (холм), то текинцы густо в пески и побёгли.

В победную ночь никто не спал, все пели песни и вели нескончаемые разговоры. Особенно радостно было у костров Апшеронского полка, которые отбили свое знамя…

Для сбора оружия и провианта были посланы особые команды. Они стаскивали мешки в общие бунты, около которых ставились часовые. Все остальное с утра до вечера разбиралось нашими солдатами. Обширная внутренняя площадь крепости, уставленная тысячами кибиток. Солдаты и казаки бродили из кибитки в кибитку и брали все, что попадало под руки. Добыча состояла главным образом из ковров, серебряных украшений и денег. Самой большой популярностью у солдат пользовались ковры превосходной ручной работы. Серебряные и золотые украшения продавались мешками, по 10 рублей за пуд. В целом «аламан» прошел спокойно и добродушно, потому что добычи с избытком хватило на всех. При взятии крепости было освобождено много рабов-персов, которых солдаты в пылу боя узнавали по трусливому и униженному виду и оковам, которые те волокли на ногах. Удивительно, но, как только персов освободили, они бросились… не драться, а грабить. Пришлось приводить в чувство и недавних рабов.

* * *

В полдень следующего дня в крепости состоялись торжества. После благодарственного молебна генерал Скобелев еще раз поблагодарил войска. При прохождении уральских казаков, которые оделись на парад во все лучшее, командующий сказал Куропаткину:

– А уральцы успели уже нарядиться щеголями!

И еще раз выразил свою благодарность.

Вечером похоронили всех убитых. Тела их завернули в ковры. Отрядный иеромонах отец Афанасий справил чин погребения, и под звуки штурмовых маршей все были зарыты в нашей траншее. При опускании павших в траншею рота и полусотня казаков сделали три ружейных залпа, а артиллерийская батарея открыла беглый огонь.

15 января сформированный двухтысячный отряд полковника Куропаткина выступил для занятия Ашхабада. Отряд двинулся вдоль хребта Копетдаг в глубь текинского оазиса. Все встречавшиеся кишлаки были пусты. 18 января Куропаткин достиг Ашхабад, который также оказался покинут жителями.

Еще один отряд прошел более