От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

Впрочем, наши быстро нашли противоядие их приему боя. Ночью 4 января при очередной атаке солдаты… вышли из траншей и встали за ними сомкнутым строем – так что текинцам приходилось под огнем перелезать через бруствер траншеи, а затем и внутренний ров.

Очевидец рассказывает: «Все траншеи горят перекатным ружейным огнем; оглушительная пальба орудий, визг картечи и громкая дробь скорострельных пушек. Сквозь тьму и пороховой дым доносятся нервные, громкие возгласы командиров: «Ро-та, пли! Ро-та, пли!»; остервенелый крик текинцев, напоминающий вой зверей, и торжественный марш Ширванского полка, играющий где-то и как-то оригинально звучащий среди всей этой дьявольской кутерьмы».

На этот раз нападавшие понесли огромный урон. Первые ряды туркмен, не выдержав залпового огня, побежали назад, но столкнулись с массой своих же, продолжавших напирать сзади, – те и другие, сбившись в плотную толпу, оказались идеальной мишенью. Практически ни один выстрел не пропал даром. На этот раз нападение было отбито с потерей со стороны текинцев до трех тысяч человек. Наши потери на этот раз составили офицера и десять солдат.

Захлебнувшаяся атака в ночь на 4 января оказала деморализующее влияние на защитников Теок-Тепе. Начались споры и раздоры. Поняв безнадежность дальнейшего сопротивления, обитатели Мервского оазиса и других мест, прибывшие к ахалтекинцам на подмогу, начали откочевывать в родные края. Предлог нашли благовидный – пора готовиться к севу. Вскоре текинцы предприняли еще две ночные вылазки, но без надежды на успех – они даже не подошли к нашим окопам. Покричали издали и побежали назад.

Не теряя времени, Скобелев велел в Янги-Кале соорудить временные укрепления, на которых офицеры и солдаты отрабатывали организацию штурма. На тренировках очередная рота «скрытно» располагалась в двухстах шагах от стены, имея позади себя горные орудия и картечницы. По команде она поднималась и шла быстрым шагом к месту предполагаемого прорыва. Штурмовые лестницы несли назначенные люди, причем в помощь им на случай убыли назначалось несколько запасных. Во время наступления солдаты несли винтовки «вольно», а барабанщики следовали за ротой и все время били атаку. Когда рота подходила к бреши, офицеры командовали:

– На руку!

После этого солдаты с криком «ура» стремительно кидалась в брешь. А заняв ее, открывали стрельбу залпами в сторону противника. Одновременно в брешь сразу бы втащили горные орудия и картечницы. Также во время штурма предполагалось назначать лучших стрелков, которые должны были прикрывать атакующих и не позволять текинцам показываться на валу.

Траншеи быстро продвигались к крепости и вскоре находились всего в трех десятках саженей от нее. Стрелки осаждавших и осажденные взаимно караулили друг друга, и мы все чаше теряли солдат из-за точных выстрелов в глаз. Ящики и мешки с землей давали круговую защиту позиций, но текинцы точно били даже в смотровые окошки, поражая солдат в голову. Даже раненые в госпитале могли попасть под их пули.

Между тем русская артиллерия постепенно разрушала крепость. Причем старые мортиры действовали куда эффективнее, чем новые нарезные пушки. Потери защитников росли с каждым часом. Вскоре убит сын Тыкма-сардара, а его кушбеги Хазрет-Кули-хану оторвало ногу.

Начиная с 4 января почти ежедневно конные текинцы стали оставлять крепость и большими группами уходить в пески. Все богатые люди, имевшие подъемные средства, еще раньше ушли из крепости якобы для отвоза семейств и имущества. Богатеи обещали вернуться, но никто этого обещания не сдержал. Бегство текинцев было направлено главным образом в пески к колодцам Илек-салеш.

6 января 1881 года саперы начали рыть в крепость «минную галерею». Подземным работам текинцы, по незнанию, не препятствовали. Более того, слыша шум работы, они даже радовались:

– Эти русские настолько глупы, что роют подземный ход, когда они станут оттуда вылезать один за другим, мы их поодиночке и изрубим!

* * *

Утром 7 января Скобелев приказал играть сигнал «отбой». С передового редута текинцам закричали:

– Не хотите ли убрать тела своих убитых!

Дело в том, что сотни и сотни убитых защитников крепости были разбросаны впереди наших траншей до рва и уже начали разлагаться, распространяя страшное зловоние. Текинцы изъявили согласие и приостановил стрельбу. Через несколько минут все пространство осадных работ вместе с неприятельской крепостью походило на гигантский муравейник со множеством солдат и текинцев. Траншейная и крепостная публика с любопытством оглядывали друг друга. Некоторые из солдат, знакомые с языком туркмен, пустились в разговоры, желая знать, хорошо ли текинцам живется от наших гранат и бомб. Последние уверяли, что снаряды приносят им ничтожный вред.

– Так мы вам, гололобые, и поверили! – смеялись наши.

Пока суд да дело, на переговоры с неприятелем отправился майор Йомудский, сам родом туркмен. На предложение сдаться текинцы ответили отказом, ссылаясь на то, что они подчинены хивинскому хану и переговоры нужно вести с ним. На наш совет отправить своих жен и детей в более безопасное место из крепости ответили с насмешкой:

– Наши жены и дети прекрасно укрыты, что ни один ваш снаряд не приносит им вреда, и вы можете добраться до них, лишь перейдя через наши трупы.

Тем временем наши наблюдательные посты в траншеях не дремали. Воспользовавшись кратковременным перемирием, майор Богаевский быстро составил набросок внутренности крепости с расположением в ней кибиток, которых насчитали более девяти тысяч. Это дало возможность вычислить и примерное количество людей в крепости – около 45 тысяч человек. Верблюдов и лошадей в крепости было немного. Неприятель, по всей вероятности, угонял их постоянно в пески.

Кроме земляных работ у холма, с которого неприятель давал сигнальные пушечные выстрелы, никаких других укреплений внутри крепости замечено не было. Когда тела убрали, перестрелка возобновилась.

Каждый вечер в Бами приходила почта, в том числе телеграммы с ближайшего, построенного нами в закаспийской степи телеграфного пункта в Кизыл-Арвате. Почту получал начальник штаба экспедиции полковник Генерального штаба Гродеков. Вечером 8 января курьер прискакал, как обычно. Гродеков принял почту и начал читать депеши. Полковник вскрыл один из пакетов, после чего упал лицом на походную койку и зарыдал. Деликатные офицеры вышли из штабного шатра.

Полученная весть ошеломила – в Болгарии неизвестные убили 60-летнюю мать Скобелева. Утром Скобелев все узнал. Гродеков сказал, что его мать убили турки. Увы, на самом деле все было куда страшнее – мать Скобелева убил его бывший адъютант в надежде овладеть семейными драгоценностями. Из Петербурга пришли многочисленные телеграммы соболезнования, включая Александра II. Отвечая на телеграмму императора, Скобелев проявил минутную слабость и попросил разрешения приехать в Москву похоронить мать. Александр II, естественно, ему отказал. Буквально через день Скобелев взял