Тума - Захар Прилепин

насквозь мокрой рубахе, весь в ссадинах и синяках, Степан, сменённый братом, сжевал кусок вяленой конины с луком, завалился на бок и сразу, впервые за два дня, заснул.

…в ночи стало так тихо, что с азовской стены, возвышавшейся над ними, донёсся храп.

– Агубек! – негромко позвал Аляной; ему не отозвались, но он знал, что слышим. – Толкни своего янычанина! Пусть на другой бок ляжет… Кабы он один был тут… Всё ж люди вокруг!..

…когда Степана растолкали, в первый миг показалось, что тьма вокруг гуще, чем была под веками.

Стоял самый чёрный час ночи. Окованок затянуло в небесную топь.

– Стёп, уходим, – повторил несколько раз Иван. – Всё…

Степан ощутил голод, сердцебиенье, силу.

Глаза его скоро свыклись и увидели всё.

…поволокли туры в обратную сторону.

Несколько раз натыкались на побитых казаков, пролежавших весь день. На окоченевших телах спали жирные мухи. Нехотя взлетали.

…на стенах закричали.

Разбежались из башен лохматые факелы.

Вспыхнул в ночи пушечный выстрел.

Бежавшие заранее подгадали, куда будут бить.

…миновав те полверсты, где ещё могли достать, казаки сбрасывали туры, вываливаясь из них как из черепашьих яиц.

…не обменявшись ни словом, даже не оглядываясь на стены, братья Разины разделись на берегу донага и одновременно бросились в Дон.

После нескольких нырков, сквозь запахи гари, пороха, камня, – наконец, потянуло ночной степью: полынью, ковылём.

…насколько мог долго, в блаженстве, Степан застывал под водой, нагребая камни на дне и удерживая себя за них, чтоб не унесло теченьем.

Выныривая, ещё с-под воды различал, как со стен Азова бросают огненные шары, выглядывая, остались ли ещё казачьи туры.

…уже светало, когда наскоро, не сплёвывая тонких костей, братья поели пшённую кашу с гусятиной, утятиной, другой степной птицей, набитой кашеварами.

– …сбор скоро будет… – сказал Иван, кивая на лагерь; он с усилием жевал, высоко поднимая то одну, то другую бровь.

В темноте Иван был совсем похож на османа.

– У Еи-речки, сказывают, кочует мурза Шатемир со своим улусом. Ясырь татарский открылся – коих поимали утрось в земляном городке… За улусом идём… Пожарский-князь тож полки свои пригнал…

Степан облизал пальцы. Склонил голову, яростно расчесал свои густые мокрые волосы обеими руками.

…улусный табор Шатемира выследили к следующей ночи.

Ногайский табор стоял бестрепетно, ничего не ожидая.

Казаки лежали вповалку в балке, дожидаясь возвращения разведки: ходили Аляной, Вяткин, Дронов, Кочнев.

Они вернулись спустя час, приведя чужих коней.

…успевших заснуть – подняли. Как мороки, покидали казаки балку. В лунном свете полукругом с подветренной стороны окружали улус. Луна была красной, будто отражала пожар.

Осип Колуженин трижды прокричал сизоворонком:

– Ра-рак! Чак! Р-рэк!

…разом, пешими, пошли к табору.

Братья Разины вместе со всеми плыли сквозь степное разнотравье. Степан иногда касался побегов ладонью, щекоча себя.

Никто не произносил ни слова.

Стоял шелест, словно разом взлетели тьмы насекомых, трепеща несчётными крылами.

Табор был едва различим, но уже слышался запах навоза, кож, басты, боламыка.

…залаяли собаки. Заблеяли, отзываясь на лай, бараны.

Казаки с шага перешли на бег, исступлённо разгоняясь, словно готовясь пасть с обрыва.

Собаки сквозь травы неслись им навстречу.

Раздался первый смертельный визг пса.

Глаза различали сгущённые пятна кибиток.

Сабли вылетали, лязгая, из ножен.

…словно бы очнувшись, Степан услышал, как шелест бесчисленных крыльев насекомых сменил тысячеголосый, в клубок скрученный, сотрясающий небо и пронзающий степь вопль скота и людей.

Зачиналась ночная резня.

II

Засветло вывели во двор.

Было пасмурно, но ещё тепло. Сад облетал.

Бесстрастный Дамат накинул Степану петлю на шею.

Степан поискал глазами виселицу.

«Так, что ли, удавит?» – подумал без удивленья.

Абидка вышел из дверей темницы, пропуская во двор ещё шестерых невольников. По виду: трое цыган, один, должно быть, черкес и двое, похоже, армян. Все нестарые.

Цыгане, сверкая белками, тут же засвистели коням, пьющим у фонтана. Черкес смотрел под ноги, ко всему безучастный. Тонкошеие жгучеволосые армяне – кажется, братья, – вытягивая шеи, озирались.

Всех шестерых Абидка повязал на одну верёвку со Степаном.

Дамат стоял рядом, качая кольцом в ухе.

Другой верёвкой Абид связал всем руки.

Самый шумный из цыган ругался:

– Э! Дукхал! Со кэрэс?.. Пхагэл тут дэвэл! (Э! Болит! Что делаешь? Сломай тебя бог! – цыганский.)

Дамат коротко ткнул ему в бок, чтоб заткнулся. Тот, от несильного, казалось бы, тычка рухнул на колено. Верёвка на шее его натянулась. Он захрипел. Двое других цыган неловко поднимали дружка, помогая ему плечами, шёпотной скороговоркой уговаривая на своём языке. Зажали промеж собой. Едва раздышавшись и всё ещё ловя воздух ртом, где косо виднелись чёрные зубы, он кидал яростные взгляды на Дамата. Тот был искренне равнодушен.

Распахнулась дверь в каменном здании напротив – криво втыкая посохи, вышел эмин. Требуха его щёк тряслась, пока он спускался по ступенькам. Редкие волосы жёстко торчали из подбородка, из шеи.

Вослед за ним, приседая и кланяясь, спешил служка.

Безо всяких слов эмин одним из посохов ударил ближнего к нему, не битого цыгана. Тот ошарашенно развернулся.

Уперевшись посохами в подмышки, эмин прихватил цыгана за ворот, другой рукою взял за лицо, помял. Поднял верхнюю губу. Провёл большим пальцем по зубам. Подёргал за уши. Впился гусиным щипком в бок.

Повторил то же с каждым из цыган.

…Степана долго, словно забывшись, охлопывал по спине, по заду, и всё сильней, всё сильней. Стражники невозмутимо наблюдали.

…не глядя на стоящего за плечом служку, эмин назвал по-турецки каждому рабу цену.

Разин услышал, что он втрое дороже остальных.

Их вывели за ворота и бегом погнали по утреннему Азову.

Абидка, конным, ехал впереди, Дамат – позади, на могучем рыжем, с короткой спиной и чуть опущенным крупом, коне.

Нехотя взлетела с дороги крупная, головастая ворона. Тут же опустилась и, как бы издеваясь, просеменила следом.

Цыгане, тяжело дыша, и порываясь оглянуться на неё, дробно засмеялись.

Степан радовался бегу, как забытой забаве.

Косился на алую верхушку минарета.

…подле глиняного дома татарская бабка чистила яблоки; у её ног лежала гора кожуры.

Знакомый уже Степану кафеджи открывал кофейню.

Из греческой пекарни замечательно пахну́ло хлебом.

Навстречу, оттеснив татарскую стражу и едва не стоптав невольников, проехали трое конных янычар во всеоружии.

…рынок был обнесён каменной стеной в полтора человека ростом.

Возле ворот был деревянный загон без крыши – их ввели туда.

Посреди будто для скота выстроенного, вытоптанного босыми ногами загона стоял огромный заржавленный чан, полный воды.

Абидка развязал верёвки. Кинули в руки Степану, армянину, черкесу мочала.

– Ювулнуз, куллар! (Мойтесь, рабы! – тат.) – повелел, и бросил последнее мочало прямо в лицо тому цыгану,