Этот маленький город - Юрий Николаевич Авдеенко

состояние нервов, а может, всего сложного комплекса, который называют психикой, – определить трудно. Анастасия и Матрена Степановна относились друг к другу настороженно. Хозяйка приглашала Анастасию к столу в завтрак, обед, ужин. Девушка, поев, благодарила и уходила в свою комнату. Кажется, на второй день пребывания в доме егеря Воронина Анастасия хотела вымыть после завтрака посуду, Матрена Степановна сухо сказала:

– Я сделаю это лучше.

Воронин тут как тут:

– Вы, барышня, не извольте беспокоиться. – И добавил: – С вашими ли пальчиками в помоях возиться. Цыпки наживете!

Вскоре она поняла, что хозяйка недолюбливает ее и потому относится с подчеркнутой холодностью. Но это не очень взволновало Анастасию. Нет, отношение людей не было для девушки безразлично. Сейчас ее беспокоило другое – отец, воскресший словно из пепла…

Как-то хозяйка истопила баню. И Анастасия мылась. Вначале одна, а потом пришла Матрена Степановна. Она помогла девушке мыться и, глядя на нее, неожиданно сказала по-матерински тепло:

– Кожа-то у тебя какая! Одно слово – господская…

– Зачем вы так?

Хозяйка вздохнула:

– Батюшка ваш, чтоб им на том свете черти подавились, не любит вас, не жалеет. Лиходей он, сколько жизней тут, на Кубани, загубил. И вас, Настенька, погубить хочет. Креста на нем нету. Тикайте вы отсюда к своей бабушке, пока не поздно.

– Почему вы так говорите? – возмутилась Анастасия. – Он за свое борется. Новая власть все у нас забрала.

– Молода ты еще, дочка. Ох как молода!.. И старую власть, стало быть, не видела. А меня при этой самой власти без всякого моего согласия вот за этого волка отдали. Мне же в пору ту и семнадцати годочков не исполнилось. И груди мои были такие высокие, как твои, и ноги тоже розовые. А волосы, они до сих пор у меня густые, сама видишь. Власть-то старая к нам из самого Петербурга приезжала. Насмотрелась я… Князь великий, значит, кобель кобелем. И женщины с ними гадючие… Никем не брезговали. Моим хозяином тоже. А он перед ними вертелся, как кот линялый.

– Бедняжка вы, – пожалела Анастасия. – Зачем же вы с мужем-то своим остались? Ушли бы.

– Уходила… Нашел он меня. Избил так, что в позвонках хрустнуло. С тех пор разогнуть спину не могу.

– Жестокий он, – согласилась Анастасия.

– Вся порода у них такая…

Высокий, плечистый, стройный, с седеющей головой и вислыми запорожскими усами, Воронин одним своим взглядом пугал Анастасию.

Однажды он вошел в ее комнату. Настенька сидела на кушетке, поджав ноги. Читала французскую книгу. Французскому языку ее научила мать. Мать была женщиной, совершенно не приспособленной к новой жизни. Но французский язык знала лучше, чем русский. За год до смерти она начала особенно серьезно заниматься с дочерью. Анастасия не только свободно говорила по-французски, но и читала и писала. И больше того, иногда даже думала на французском языке.

Воронин остановился перед кушеткой. И Анастасия, не поднимая взгляда, сжалась в комок, будто ждала, что он подомнет ее, раздавит.

– Так запомните еще раз… Вы моя племянница, приехали из Ново-Минской. Тятька с мамкой в тифу, а может, от голоду померли. Наряды свои московские – платьица, туфельки – подальше заховайте. И книжки эти тоже. Племянница кубанского казака не может читать по-аглицкому или немецкому…

– А по-французскому может? – не сдержалась Анастасия.

– Нет.

– Хорошо, – прячась за раздражение, как за щит, сказала Анастасия. – Я выполню все, что вы сказали. Но я хочу видеть отца.

– Сейчас это невозможно.

– Тогда я возвращаюсь в Москву. Мне надоело затворничество. Я не привыкла к такой жизни, без друзей, без подруг…

– Отпускать вас отсюдова не велено. Я за сохранность вашу башкой отвечаю.

– Ничего не понимаю. Ничего… Я напишу отцу…

– Только не сегодня. На следующей неделе. Всему свой срок.

Анастасия поднялась. Она доставала Воронину до подбородка. Почувствовала тошнотворный запах табака и самогона. И шагнула в сторону. Прильнула к окну.

– Барышня, – сказала Воронин. – На чердаке в стружке хранятся груши и яблоки…

– Принесите, – оборвала Анастасия. Она считала, что нужно показать характер. И насмешливо добавила: – Или вы хотите подняться со мной на чердак?

– Мы хотим, чтобы у вас не был бледный цвет лица, – сказал хмуро Воронин. И кашлянул.

На другой день геологи куда-то ушли еще ранним утром. С рюкзаками, кирками, лопатами. И пелена дождя скрыла их, как скрывала и горы и дорогу.

Сам отлучился из дому вчера к вечеру, велев женщинам крепко запираться и не впускать в дом никого ни под каким предлогом.

Старуха пекла хлеб. Анастасия любила смотреть, как жена Воронина возится у печи, совершая удивительное таинство серьезно и молчаливо. И в доме, и даже во дворе стоял запах свежего хлеба, сладковатый, хмельной запах.

Часам к трем погода прояснилась. Небо стало синим-синим, с круто замешенными белыми облаками, которые плыли с юга над вершиной горы.

Анастасия подошла к ограде. И смотрела вверх. Ощущение времени исчезло незаметно, как порою исчезает боль.

– Добрый день, или, вернее, вечер, – сказал мужчина.

И она сразу узнала самого молодого из геологов, которого несколько раз видела из окна.

Аполлон улыбался, глядя на нее чуточку смущенно. Щеки у него покраснели. И она тоже почувствовала, что не в силах скрыть румянец. Хотя за последнее время привыкла к пристальным, а порою откровенно восхищенным взглядам мужчин.

– Я так и думал, что у старого егеря есть все основания прятать свою племянницу.

– Разве такие основания вообще могут существовать?

– Да. Посмотрите в зеркало.

– Я не верю зеркалу. Лучше в воду…

– Вы говорите так, словно всегда жили в лесу. А между тем в вас много городского. Вы не похожи на внучку кубанского казака.

Аполлон не стесняясь разглядывал ее тонкие белые пальцы, длинные, заостренные ногти.

– Молодые девушки везде одинаковы, – ответила Анастасия. Ей все-таки нравился этот геолог из Москвы. И она добавила: – Le printemps de la vie ne revient jamais[15].

Аполлон усмехнулся:

– On a tous les ans douze de plus[16].

– Вот именно. – Анастасия силилась побороть смущение. И даже страх. Как ни суди, но внучке или там племяннице кубанского казака ни к чему болтать по-французски с незнакомым человеком. Однако что-то было в этом мужчине располагающее к откровенности. Кажется, глаза, умные и ласковые. Она не могла сердиться, глядя в них. Она только сказала:

– До свидания.

6

Каиров сразу узнал певучий голос уполномоченного ГПУ. Даже в трубке чистый и немного протяжный, будто человек, произносивший слова, хотел их пропеть, но потом передумал, а звучание осталось.

– Мирзо Иванович, милый, ожидаешь?

Каиров ответил:

– Мирзо Иванович человек терпеливый. Более терпеливый, чем квочка.