История с продолжением - Патти Каллахан Генри

– Мама!

Винни вбежала в комнату и прыгнула мне в объятия. От нее пахло сосновой хвоей, морозцем и, что удивительно, розами. За ней подошла мама и поцеловала меня в щеку, помедлив немного, как если бы хотела убедиться, что тут, в этой комнате, перед ней сижу настоящая я.

– Угадай, мама! Угадай что? – Винни пританцовывала на носочках.

– Ну? – спросила я.

– Я создала слово! – Она поправила очки. – Я! Я создала слово.

Мама рассмеялась. Я узнала этот смех, откликнувшийся давним-давним эхом, и сердце мое дрогнуло.

– Да-да, – сказала мама. – Она его создала, и оно прекрасно.

– Можешь его назвать? – задала вопрос я. – Или это тайна?

– Тиловер, – произнесла Винни. – Хочешь узнать, что это значит?

– Хочу, – кивнула я.

– Да! – подхватил Чарли.

– Пожалуйста, – вставила Пиппа.

Винни обвела взглядом стол, набрала в грудь воздуха, вскинула подбородок и продекламировала:

– Видеть только часть мира, но чувствовать его целиком.

Голос ее звучал так уверенно и взросло, что на миг я увидела перед собой ту женщину, в которую превратится она со временем: в объект восхищения, миракулюм.

Шли дни в ожидании папы. Тени опускались на долины, затем отступали, подобно приливам и отливам у нас в Южной Каролине.

Я освоилась с географией здешних мест, со сложностью цветов и форм, с миром, отражающимся, как в зеркале, в озере за окном, с землей, прочерченной потоком между холмами. Я стояла у воды, среди кочек бурой осоки, и мечтала быть окутанной озером, погрузиться на самое дно образованных ледником глубин.

Мы с матерью гуляли по дорожкам и лесным тропинкам. Пили чай чашка за чашкой и плакали. Говорили без перерыва о пустяках повседневной жизни.

За эти дни я задала маме великое множество вопросов, пока мы прохаживались по лесным дорожкам, когда собирались за обеденным столом или слушали музыку Чарли в гостиной. Она была терпелива со мной, отвечала на самые вздорные вопросы и повторяла свои рассказы и истории несколько раз, как будто я снова стала ребенком, что во многих смыслах и произошло.

Был другой мужчина? Любила она еще кого-нибудь? Нет, – был ответ. Думала она когда-нибудь о том, чтобы вернуться домой? Да, каждый день. Скучала по нам? Каждую секунду.

– Хочешь прогуляться со мной к Мосс-Эклс? – спросила она меня тем погожим утром, когда ветер и дождь решили повременить с визитом. Погода в здешних краях менялась так стремительно, что, проснувшись поутру, можно было обнаружить, что за ночь успел смениться целый сезон.

– Да, хоть и не знаю, что такое Мосс-Эклс, – ответила я.

– Нас ждет прогулка длиной в милю в холмы, к уединенному и очаровательному маленькому тарну. Я туда почти каждый день хожу.

– Ну так возьми меня с собой, – сказала я, испытывая глубокую потребность увидеть нечто, все равно что, что моя мать видела практически ежедневно.

Тропа вела нас то по утоптанной траве, то по грязи и гальке. Пользуясь перелазами или калитками, мы перебирались через заборы и продолжали подъем, сопровождаемые шлепаньем наших веллингтонов при переправе через ручьи, криком невидимых в небе гусей, поскрипыванием колышущихся на ветру веток. Чем выше мы забирались, тем шире открывался пейзаж внизу. Вот и вершина, где нас встретила отара овец, которые со скукой взирали на нас, бродя среди камней под голыми кронами деревьев.

Мы не разговаривали, позволив тишине вести нас вперед и объединять одновременно; возможно, невысказанные слова были не менее важны, чем высказанные. За минувшие два дня я нас обеих извела своими расспросами.

Мы шли вдоль каменной стены, пока не свернули за угол. От открывшейся красоты у меня перехватило дух.

– Ах, мама!

– Да, знаю.

Тарн – озеро, названное скандинавским словом, означающим «слеза», – приютился среди пастбища, в окружении обрывистых скалистых берегов. Я взобралась по неровным камням, чтобы полюбоваться озером с крохотным островком посередине. Здесь обитала стайка гусей, и их гоготанье было единственным звуком, разносящимся над полями и горным хребтом.

– Это любимый тарн Беатрис Поттер, – промолвила мама, взобравшись ко мне на камни. – Они с мужем купили его.

– Ты читала мне ее книжки, когда я была маленькая. Я помню.

Горький вздох слетел с ее губ, она взяла меня за руку.

– Я тоже помню. Помню все. Каждое мгновение. Каждое событие рядом с тобой.

– Мне бы тоже этого хотелось, – ответила я.

– Я расскажу тебе обо всем, что захочешь узнать, обещаю.

Гуси пришли в негодование от нашего вторжения, и мы, потешаясь над их протестом, наблюдали, как они скользят по воде к противоположному берегу.

– У тебя с Беатрис было много общего?

Мама посерьезнела:

– Да, в некотором отношении. Наше одинокое детство, создание языков. Но она походила скорее на тебя.

– На меня?

– Твои иллюстрации. Твоя сила. Твоя вера в себя.

– Не думаю, что это правда, но мне нравится, что ты видишь меня такой.

Затем она поведала мне легенды здешних мест, от истории про Плакальщика из Клайфа до привидений из Калгарт-холла. Мы спускались по склону к деревушке Нир-Соури, где жила моя мать с той поры, как покинула меня. Передо мной открывался вид с высоты птичьего полета – побеленные стены и шиферные крыши озаряло солнце.

– Расскажи мне еще что-нибудь. Про дни, проведенные здесь, – попросила я, пока мы шли мимо обнесенного железной решеткой загона.

И она рассказывала.

В ожидании папы я заносила самое важное из ее записок в блокнот, пытаясь извлечь смысл из ее истории, если этот смысл вообще был. Я поймала себя на мысли, что составила таблицу по годам и стараюсь заполнить пустые ячейки сведениями о том, как она провела тот или иной год, что делала.

Мне очень хотелось составить связное повествование: вот это случилось тогда, а это вот затем и по такой-то причине. Но какая пустая затея – пытаться извлечь смысл из потерянных лет!

Мама объяснила, какие побуждения двигали ею, но это не могло угасить во мне чувства утраты и печали. Лишь ее истории и правдивые признания имели шанс заполнить эти пустоты.

Просыпаясь по утрам, я отчасти была уверена, что не найду мать на месте. Что после того, как мы сообщили ей о скором приезде мужа, она снова уйдет, не в силах встретиться с ним лицом к лицу. Но шли дни, а она не исчезала.

Пиппе тоже хотелось разобраться, кем была ее лучшая подруга, и они проводили долгие часы наедине. Мы с Пиппой не соревновались за внимание мамы, понимая, что ответы, которые хотим