Тамара. Роман о царской России - Ирина Владимировна Скарятина

И на пару секунд я отключилась, да и Попо́ тоже, как мне сообщили позднее; ведь тот обмяк у меня в волосах, по-видимому, не избежав вдыхания анестетика. Когда ж мы оба вернулись в сознание, уже родился мой первенец.

"Это маленькая девочка! – раздался радостный возглас Мамуси, – милая, прелестная малышка …"

Я глубоко, с облегчением вздохнула, так как боль внезапно исчезла. Но вскоре она вновь появилась.

"Ничего, теперь пойдёт полегче", – услышала я вокруг весёлый гомон.

Напряжение явно спало, и все вновь мне показались человечными. По какой-то причине я представила наш полк, отправлявшийся гордым и подтянутым на свои утренние занятия, а позже возвращавшийся оттуда шумным, грязным и расслабленным. Здесь было то же самое, но, разумеется, по-своему.

А в три часа пополудни на свет явилось дитя второе, ещё одна маленькая девочка.

Хотя крохи составляли двойню, но друг на друга ничуть не походили, имея внешность настолько разную, насколько это было вообще возможно.

У первой торчал на макушке потешный пучок из чёрных волосинок, выделялись тёмные брови и ресницы, и кожа была посмуглее, чем у её двойняшки, ведь та обладала бело-розовой и аккуратно сливавшейся со светлым, равномерно покрывшим голову, пушком, весьма похожим на цыплячий.

С самого первого взгляда вид каждой из этих малышек яснее всяческих слов рассказывал об их происхождении, в чём не было и капли сомнения: первая являлась преемницей черт моей цыганской линии – праправнучкой Доминики, – в то время как вторая была типично белокурой, то есть вся в Алексея. С тревогой я взглянула на её нос – не было ли там бородавки. И облегчённо вздохнула, поскольку его милый кончик не только не унаследовал, к счастью, примет Агриппины Ивановны, но и, хвала Небесам, являлся коротким и вздёрнутым.

Обе эти девчушки были совершенно прекрасны, а для меня они выглядели самыми чу́дными в мире! И я тут же их полюбила полной, неодолимой, всепоглощающей чистой любовью. Они были моими, родными, созданными из моей плоти и крови, самыми замечательными на свете!

Но в тот миг, когда я их впервые узрела, ощутив, как они ко мне прижались – одна с левой стороны, другая с правой, – я внезапно осознала, что люблю их абсолютно по-разному. Меня сразу охватило желание защитить от всех свою "Тёмненькую".

"Ты ведь точно такая же, как я, – прошептала я ей на ухо, – и я никому не позволю причинить тебе такую же боль, какую мне причинили. Я буду всегда оберегать тебя, и ты проживёшь свою жизнь счастливо".

И моё сердце сочувственно к ней потянулось, переполняясь мягкой, щемящей жалостью. Да, теперь я хорошо знала жизнь, хотя мне и было всего восемнадцать, и с моим пониманием и опытом смогла бы оградить её от обид, ранивших меня столь сильно.

Покончив с этим, я повернулась к своей "Светленькой".

"Пусть ты и обладаешь их чертами, – прошептала я ей на ухо, – но ты станешь красивой, доброй и ласковой, как танцующий золотой солнечный лучик, дарящий свет, радость и счастье, куда бы ты ни направилась".

Так с ними перешёптываясь, я чувствовала себя феей-крёстной, дарившей подарки детям при рождении, и горячо молилась всем сердцем, чтобы данные пожелания стали не просто плодом моего воображения, а настоящими дарами, которые сбудутся.

Но, как я и предвидела, почти сразу же обе семьи "приняли разные стороны".

Дедуся, Папуся и Ванька с Танькой, то бишь весь наш цыганский клан, бросив лишь первый взгляд на "Тёмненькую", радостно вскричали.

"Да ведь она одна из нас! – воскликнули они восторженно. – Молодчина, Тамара!" – а Дедуся тем временем умело и осторожно взял её на руки и, положив ладонь на её маковку, пробормотал несколько слов, которые разобрать не вышло. И его лицо было возвышенным, глаза сияли, а своими седыми бородой и гривой он сильнее, чем когда-либо, напомнил мне Древнего Старца – того патриарха, которого я некогда приняла за Господа Бога Саваофа.

Мне стало жутко интересно, что Дедуся нашёптывал малышке. Быть может, некое древнее заклинание, которое, отгоняя всё зло, приносило взамен благословение? Но когда я его спросила, тот только мне улыбнулся своей ласковой загадочной улыбкой, оставив вопрос без ответа.

А Агриппина Ивановна, бросив искоса пренебрежительный взгляд на "Тёмненькую", стала удовлетворённо ворковать над "Светленькой", уверив, что та – вылитый папаша.

"Такая же, каким был он, когда родился, – одобрительно поведала она, – и очень на меня похожа. Вот только носик не такой, как у меня", – и за сию приятнейшую информацию я тут же мысленно произнесла молитву хвалы и благодарности Господу.

А что касалось Алексея, тот смотрел на крошек с выражением брезгливого изумления, смешанного с явным отвращением, в итоге объявив, что в равной степени обе виделись ему "слишком уродливыми, чтоб это можно было описать словами".

"Надеюсь, они не вырастут такими! Мне было бы стыдно за столь невзрачных дочек", – пробурчал он напоследок мрачно, вдобавок сморщив длинный нос в знак глубочайшей неприязни.

Однако все заверили его, что обязательно те будут чаровницами, и после пары рюмок он выразился с чуть большей надеждой: "О, хорошо, посмотрим".

Когда ж настало время выбирать им имена, затеялась ужаснейшая буча. Мать Алексея заявила, что желала бы, чтоб "Светленькую" звали Агриппиной, ведь, по её словам, никакое другое имя той не подходило, а я на это резко возразила, отметив, что оно мне не по нраву, поскольку неизменно наводило на мысли о жестокой матери Нерона.

Агриппина Ивановна бушевала, а Алексей угрожал и ругался, но всё было безрезультатно. Я тогда твёрдо решила, что ни одна из моих дочек не стала бы носить такое имя. Ни за что на свете!

В итоге ж Алексей, выгнав всех из спальни и сев у жёниной постели, надумал свою тактику сменить.

"Послушай-ка, Тамара, – начал убеждать он, когда остались мы вдвоём. – Коль назовёшь ты дочку Агриппиной, мама положит на её имя в банк очень крупную сумму и прямо с сегодняшнего дня начнёт готовить ей приданое".

"Да, и подарит тебе большие деньги тоже, – парировала я. – Я же слышала, как она тебе это обещала".

"Ну, и что с того? Разве в этом есть несправедливость? В конце концов, я ведь отец ребёнка".

"А как насчёт второй? – спросила я. – Ты, видимо, забыл, что у тебя двойняшки. Разве ей не требуется тоже начать обзаводиться своим приданым? И хоть выглядит ужасно глупым на подобные темы говорить сейчас, когда они вот только родились, но ты же сам завёл об этом речь, а