Крушение - Виктор Серж

аристократа или крутого парня. Я должен рассчитывать на вас, надежного и живого, а не на павшего смертью храбрых…» Почему в тепле закусочной Лорану вспомнились эти слова? Охваченный подозрением, он, почти не поворачивая головы, изучал лица окружающих. Молодая элегантная женщина неотрывно взирала на невероятное лакомство; низенький старик-рантье с безумной улыбкой пускал слюни; высокий хмурый мужчина скорчил гримасу наказанного ребенка; белокурая студентка, принюхиваясь, раздувала ноздри… Жюстиньен резко обернулся и увидел Бубнового Туза, который стоял со скучающим видом.

— Вот те на, месье Леонар! Как здоровье?

Жюстиньен двумя пальцами ответил на рукопожатие.

— Превосходно! А ваше? — чересчур любезно поинтересовался Туз. — Давно не виделись. Я думал, вы уехали…

Жюстиньен солгал — неловко, он сразу понял это:

— Я был некоторое время в Касси…

Месье Леонар фальшиво осклабился:

— Какое совпадение! Я тоже там был.

Жюстиньен явственно расслышал насмешку в его словах. «Значит, вас не было в Марселе, когда прикончили месье Гадена? И вы ничего об этом не знаете, у вас превосходное алиби, да? Думаете, я, не поморщившись, проглочу ваши байки? Глаза-то вас выдали, умник». Лоран заморгал, и Туз заметил это, так как разглядывал своего собеседника словно через фантастическое увеличительное стекло. Последние сомнения у него исчезли. Награда, предложенная за поимку «террориста», стоила того, чтобы немного подсуетиться, без всякого риска — вроде бы. (По крайней мере, для месье Леонара: пусть рискуют шкурой легавые, это их способ заработать на пенсию.) В своем пальто из верблюжьей шерсти, в сдвинутой набок шляпе Бубновый Туз мог бы сойти за светского детектива — ну, не совсем светского… Прищурив глаза, он проводил взглядом удалявшуюся блондиночку-студентку. И произнес:

— Жаль, что я не повидался с вами в Касси. Да я и из дома не выходил. Романтическая любовь, знаете ли… Жаркий медовый месяц… (и сразу к делу:) Месье Лоран, я вас просто так не отпущу. Поужинайте со мной. Жаркое — объеденье, расскажете, как дела. И если хорошенькие женские ножки вам по нраву…

Жюстиньен заметил в толпе снаружи невысокого мужчину, сутулого, невзрачного, с засаленным галстуком, сосредоточенно уставившегося на дверь закусочной. Его выдавал клейкий взгляд. Жюстиньен, нащупав браунинг в кармане габардинового плаща, бросил сухо:

— Сегодня не могу. Спасибо. Сожалею. Мне пора бежать… А кстати, если вы скупщик, могу сторговать полдюжины автоматов… И обоймы к ним. Цена нормальная. Оптом и в розницу.

Жюстиньен точно клещами стиснул ослабевшую руку Туза. И устремился к двери, глядя прямо на невзрачного типа, который отвел глаза. Лоран со всей силой наступил ему на ногу, толкнул локтем под ребра, так что тот пошатнулся, буркнул с кривой усмешкой: «Пардон, мсье…» И вскочил на ходу в трамвай. Скользкий тип рванулся следом, пытаясь уцепиться за трамвайную «колбасу». Мелькнуло спешащее пальто из верблюжьей шерсти… Оторвался! Жюстиньен усмехнулся. Знают ли они мой адрес — это было бы плохо. Свидетелей нет; алиби тем более. Нет свидетелей? А кто знает? Станут они утруждаться, чтобы сфабриковать ложные показания? У Бубнового Туза в загашнике много отпетых мерзавцев. Смертная казнь или пожизненная каторга — но это будет совсем уж невероятным везением. Ставлю на казнь, господа! Жюстиньен на ходу выпрыгнул из трамвая прямо в толпу женщин, стоящих в очереди за продуктами. «Вы не могли бы поосторожнее, грубиян?» — «Простите, мадам, я врач, тороплюсь к тяжелобольному…» Тяжелобольной — это я сам, нет, весь мир. Сжимая в кармане браунинг, он бросился в переулок, прошел шагов десять, остановился, развернулся, готовый к схватке. Никого, кроме служанки с корзиной. Уже лучше.

Он возвратился к себе кружным путем через Старый порт. Поблизости от гостиницы бродили люди, которые могли вызвать подозрения, особенно человек, сидящий за столиком «Золотой рыбки», несмотря на пронизывающий ветер, и читающий газету. В газете дырка, знаю я этот трюк. Невезение — злейший враг. Обыкновенно Лоран носил деньги с собой, в шелковом мешочке, притороченном к поясу. Но именно сегодня по глупости оставил их под матрасом… Мысль о том, что он сам расставил себе ловушку, наполнила его дурными предчувствиями. Убежденный, что погиб, он спокойно поднялся по лестнице, вошел к себе, забрал мешочек и приготовился уходить, перекинув плащ через руку и с непокрытой головой, чтобы хоть немного изменить внешность… Вот и все, Лоран. Выйдя на лестницу, он несколько раз вздохнул, думая о том, что все заканчивается, мир, Франция, жизнь, любовь. Нет, не любовь, мысли и образы ускользали, словами не выразить… Внизу — кровь и смерть. Так жалко истекает последняя минута — точно догорает окурок. Окурок жизни.

По лестнице поднималась Жинетта, гибкая, точно кошка, старые деревянные ступени ни разу не скрипнули. Испуганная, она запыхалась, глаза сузились:

— За вами идут легавые. Уходите через чердак, затем налево, выберетесь на крышу скотобойни. Поторопитесь. И тише.

Лестница вела к люку, Жинетта открыла его. «Скорее!» — «Ты потрясающая, Жинетта!» Жюстиньен легко скользнул на чердак. За скосами крыши — бездна. Присев на корточки перед чердачным окошком, Жюстиньен надел плащ, затянул пояс, пригладил волосы. С высоты он мог увидеть лишь уголок порта, набережную Рив-Нев, а на другой стороне холм Богоматери. Крыша походила на крутой, почти отвесный берег, невозможно понять, узка она или широка.

Жюстиньен растянулся на ней, крепко уцепившись за гребень, от напряжения по мышцам пробегала дрожь. «Я не хочу сдохнуть, размазанный по асфальту, черт побери! У меня есть дела поважнее…» Подтянувшись, он добрался до сдвоенных каминных труб, где задержался на несколько секунд, не в состоянии ни о чем думать. «Задумаешься — сорвешься вниз…» Но он чувствовал, как его заполняет мысль, ясная, словно небо. «Дела поважнее, что-то грандиозное…» Перепрыгнуть на выступ соседней крыши, в метре от него, было нетрудно. Но дальше голова закружилась. Перед ним открывался путь по гребню, не более десяти сантиметров шириной, от которого два ржавых откоса почти вертикально отходили вниз — на верную гибель. Ползти на брюхе, как слизняк?

Стоя, прижавшись спиной к каменной кладке, балансируя руками, Жюстиньен отверг эту разумную мысль и сделал ногой движение, точно пробовал невидимую воду… «Ты пройдешь, Лоран, даже не сомневайся…» — он как будто услышал голос со стороны и ответил: «Я пройду». И побежал по узкому гребню, касаясь его лишь носками ботинок, опьяненный простором. Город был великолепен. Короткий спуск, во время которого он ободрал ногти, вывел его на третью крышу с террасой.

И тут Жюстиньен в отчаянии понял, что вместе того, чтобы двинуться налево, к скотобойне, он повернул направо. «Ты пройдешь, Лоран, ты прорвешься…» Прислушиваясь ко вновь зазвучавшему в голове голосу, он увидел, что терраса