Игорь Святославич - Виктор Петрович Поротников

В тереме Вышеслава встречала Ефросинья, тоже с объятиями и поцелуями. Княгиня ласкала своего возлюбленного, не таясь ни Евфимии, ни её дочерей. Это смущало Вышеслава, который хотел соблюдать хотя бы внешнюю пристойность.

Узнав, что княжеский подъездной Онисим вернулся из Чернигова, куда его посылали гонцом, Вышеслав немедленно вызвал того к себе.

Онисим явился и низко поклонился воеводе, сняв с головы мурмолку[95].

– Почто задержался в Чернигове? – спросил Вышеслав, собираясь идти в баню, которую приготовили для него служанки княгини.

– Приболел малость, – солгал Онисим, который останавливался в Чернигове у свояченицы, недавно овдовевшей.

Заметив, что та не очень-то скорбит по умершему мужу, пронырливый Онисим однажды ночью проник во вдовью спаленку и не вылезал оттуда больше недели. На обратном пути все мысли сластолюбца были о тех жарких ночках, но разве скажешь такое воеводе!

– Что же, князь черниговский обещал дать нам подмогу? – вновь спросил Вышеслав.

– Обещал, – кивнул Онисим.

– Ну и где же подмога обещанная? Поганые у самых стен Путивля рыскают!

Онисим пожал плечами.

– Придётся тебе, друже, опять в Чернигов скакать, – стоя перед Онисимом с берёзовым веником в руках, сказал Вышеслав.

У Онисима отвисла нижняя челюсть, в глазах появился испуг.

– Ка… как же так, воевода? – пролепетал Онисим, комкая в руках шапку. – Я и версты не проеду, как поганые меня схватят!

– А ты постарайся, чтоб не схватили, – произнёс Вышеслав тоном, не допускающим возражений.

Из княжеских покоев трусоватый Онисим вышел сам не свой. Увидев Евфимию, несущую для Вышеслава чистую рубаху и порты, Онисим злобно процедил:

– Суетитесь тут подле воеводы, умасливаете его, как девку красную, а ему жизнь человеческая что тебе плевок! – И застучал сапогами вниз по деревянным ступеням.

Евфимия с недоумением посмотрела подъездному вслед.

Вечером на дальнем лугу, что за речкой Путивлькой, загорелось множество костров половецкого стана. В вечерней тишине далеко разносились топот копыт и громкие выкрики не ведающих страха степняков.

Путивль погрузился в печаль: грозный враг стоял у самых ворот!

– Гонца в Чернигов нужно ночью слать, – сказал Борис, совещаясь с Вышеславом, – на рассвете поздно будет. Обступят поганые город, никого не выпустят.

Вышеслав согласился с тысяцким, но кого послать?

Крепкие мужики тут нужны. Юнца послать, так он заплутает в темноте, не доедет. Старец – тем более.

– Может, отправим Василису? – предложил Борис. – Дорогу она знает и на коне крепко сидит. Опять же, из лука стрелять умеет.

Вышеслав нахмурился, опустил глаза:

– Только не её. На мне и так грех за Гориславу лежит, два греха мне не потянуть.

– Тогда, может, мне попытаться? – сказал Борис. – Конь у меня добрый, и сам я не промах!

– Ты мне тут нужен, – возразил Вышеслав.

– Кого же пошлём? Онисима, что ли?

– Онисим не доедет, уж больно трусоват. Вот что, – на лице у Вышеслава появилось некое озарение, – отдашь своего коня тому мальчонке, что из Выри к нам прискакал. Посадим его в лодку и сплавим вниз по реке мимо стана половецкого. На вёсла ты сядешь, а отрок коня плывущего за лодкой будет за поводья держать. Так и доберётесь до безопасного места. Путь до Сосницы обскажем мальцу, а там люди добрые помогут ему до Чернигова добраться.

Борис после некоторых колебаний согласился с воеводой.

Во мраке августовской ночи с княжеского двора вышли двое мужчин и мальчик. Все трое были в тёмных одеждах, как монахи. Один из мужчин вёл за собой осёдланного коня.

В городе не было ни огонька. Тёмные низкие дома прятались за высокими частоколами и густой зеленью деревьев. Улицы были пустынны. Иногда за изгородями лаяли собаки, потревоженные шумом шагов.

Спустившись с холма, на котором стоял княжеский терем, путники двинулись дальше вдоль бревенчатой городской стены, идущей по верху древнего земляного вала, заросшего густой травой и лопухами. Узкая тропинка вывела их к большой приземистой башне, стоявшей на мысу, служившем неким водоразделом между речкой Путивлькой и широким Сеймом.

– Кого нелёгкая несёт? – раздался недовольный голос в темноте с верхнего яруса башни, укрытой конической тесовой крышей, как шлемом.

– «Перун-бог», – негромко выкрикнул пароль Вышеслав.

– «Молнии стрелы его», – прозвучал сверху отзыв. – Ты, что ли, воевода?

– Отворяй ворота, Бермята, – приказал Вышеслав.

В чреве покосившейся бревенчатой башни глухо затопали вниз по ступеням шаги и смолкли.

Через несколько минут со скрипом разошлись узкие створы ворот, меж которых стоял с копьём в руке хромоногий Бермята.

– На рыбалку, что ли, наладились? А, воевода? – балагурил стражник, снимая тяжёлые запоры с внешних ворот.

– До рыбалки ли нам ныне, Бермята, – проворчал Вышеслав, помогая стражнику приоткрыть ворота настолько, чтобы можно было провести коня. – Вот гонца в Чернигов посылаем.

Вышеслав кивнул на отрока.

– Не мал ли гонец? – с сомнением проговорил Бермята.

– Мал, да удал! – ответил Борис. – Он однажды уже ушёл от половецких стрел.

– Ну, помогай тебе Бог, младень. – Бермята перекрестил отрока.

Выйдя из ворот башни, Вышеслав спустился по береговому откосу к самой воде и помог сойти идущему за ним мальчику. Сзади Борис понукал упирающегося коня.

В ивняке были спрятаны три лодки. Вышеслав выбрал ту, что поменьше, и столкнул на воду. По его знаку отрок забрался в лодку и сел на корме. Борис подал ему поводья, заведя коня в воду по грудь. Жеребец фыркал и прядал ушами, слыша на другом берегу реки за дубравой ржание степных кобылиц.

Борис тоже вскочил в лодку и взялся за весло.

С тихими всплесками лодка стала удаляться, выходя на стремнину. Вскоре она исчезла в темноте. Какое-то время ещё было слышно пофыркивание плывущего за лодкой коня и рассекание водяных струй носом утлого судёнышка, затем всё стихло.

Вышеслав постоял на берегу, напрягая слух, и зашагал обратно к башне.

Борис вернулся после полуночи, сообщив, что отрок ускакал в сторону Десны лесной дорогой.

– Вряд ли поганые ночью в лес заберутся, – добавил он. – К утру младень уже далече будет.

– Дай-то Бог, – с надеждой в голосе промолвил Вышеслав и перекрестился.

Весь следующий день половцы готовились к штурму путивльских стен. В их стане не смолкал стук топоров, это пленные смерды сколачивали длинные лестницы. Отряды конных степняков с утра до вечера разъезжали вокруг города, высматривая подходы к городским воротам и стенам.

Со стороны Сейма и оврага, промытого старым руслом Путивльки, опасности вражеского штурма не было.

Тревожился Вышеслав за восточную и северную окраины Путивля, выходившие на ровное поле. Вал с этих сторон был высок, но стена совсем обветшала. Ров перед валом и вовсе еле заметен.

Вышеслав понимал, что половцы постараются проникнуть в город с наименьшими потерями.