Москва – Севастополь – Москва. Часть 3. Делай, что должно - Маргарита Нерода

новой методикой, которая шаг за шагом приобретала все более ясные очертания. Сколько человек должно быть дополнительно на полковом медпункте, чем их снабдить, сколько потребуется доз крови для переливания.

«Упорства ему не занимать, — думал Огнев, перечитывая очередной рапорт, — И опыт тоже имеет. Пока я сам ошибок в его плане не вижу. А еще он очень верит в свою идею. Это правильно, без веры в успех нечего и браться. Но покажет все только практика. А практика — это живые люди.»

Практики было пока по фронтовым меркам очень умеренно. В основном после артобстрелов, которые враг вел без напора, но постоянно, не давая забыть о себе. За месяц медсанбат так никуда и не передвинули, расположение начало напоминать небольшой хуторок с палатками вместо хат.

Снабжение более-менее наладилось. Ловкий, с плутоватыми глазами интендант все-таки оказался ощутимо полезной фигурой. Хотя мяса, как ворчал повар, могло быть и побольше. Зубков продолжал изобретать новые, совершенно законные способы немного разнообразить меню. Добыл где-то в деревне старый, весь рассыпавшийся бредень и упрямо, день за днем латал в нем дыры. Говорил, что присмотрел два небольших озерца, которые стоит разведать получше. Иногда к нему подсаживалась Баба Настя, симпатизировавшая находчивому повару, и помогала, попутно показывая, как вяжут узлы хирурги. Говорила, что так бредень прочнее будет.

Но пока дополнением к пайку оставались в основном щавель да крапива.

Поиск фуража едва не привел к новому ЧП. Когда в рощице начала поспевать земляника, девчата-сестры в первый свободный вечер отправились туда с котелками. Возвратились чуть не бегом. Впереди всех — Баба Настя, бледная, с круглыми от страха глазами. «Она там! Под кустом, за травой не видно!» — выговорила она, едва переводя дыхание.

— Кто? Ты змею что ли увидела? — расспрашивала ее аптекарша.

— Если бы змею! Мину! Я ее едва рукой не схватила, — Баба Настя судорожно вдохнула и разревелась в голос. Она слишком хорошо представляла себе, что было бы, потянись она за ягодами чуть-чуть дальше.

Приехали саперы из той же части, что проверяла расположение в прошлый раз.

— И как вы их находите только? — ворчал командир отделения, — Все ведь тогда прочесали. Ну, где там ваша мина, показывайте.

Желающих соваться к берегу реки, где встретилась смертельная находка, особенно не было. Но Баба Настя утерла слезы и решительно шагнула вперед:

— Я ее увидела, пойдемте, покажу. Только подождите, я сейчас.

И через минуту прибежала с санитарной сумкой. Саперы посмеивались, небось, не подорвемся, курносая, мы ученые.

Возвратилась вся группа через каких-то четверть часа. Саперы хохотали от души, а у Бабы Насти пылали щеки. «Миной» оказалась старая, проржавевшая консервная банка, бог весть сколько пролежавшая под кустом, может даже с довоенного времени.

— В твою «мину», курносая, поди червей кто-нибудь копал. В речке-то у вас гуляют красноперочки. Как бы не война, тут на зорьке с удочкой посидеть милое дело, — утешал ее командир саперов, — Да будет тебе, главное, что не мина. Если вдруг что — зови, мы мигом! И увидев подошедшего Огнева вытянулся и откозырял, — Проверено, товарищ майор медслужбы — мин нет. Земляника есть.

За три недели, ушедшие на окончательную доработку нового метода, Федюхин даже слегка осунулся. Еще немного, пришлось бы новую дырку в ремне вертеть. Наконец пакет с планом работы на полковом медпункте, выверенный и подписанный, был передан в санслужбу дивизии.

Начсандив завизировал его сразу, сказав: «Вам, товарищи, верю». В санитарной службе армии попробовали сначала уменьшить потребный груз. Но получив выкладки, что брать меньше — это не работать, а даром инструменты возить, начсанарм вздохнул для порядка и подписал, дополнив резолюцией: «Дополнительного личного состава не дам. Обходитесь своими силами».

Получилось выбить даже телефонную связь медпункта с медсанбатом. Начальник связи дивизии выделил два телефона и двух телефонистов, на полковой и дивизионный медпункты. Даже комдив улучил несколько минут — пожелать удачи.

С начала июля зарядили дожди. Старые палатки начали давать течь в самых неожиданных местах. Петрушин, свято следуя принципу — хочешь сделать хорошо, сделай сам, вооружился цыганской иглой и каждый день старательно их чинил.

В воздухе меж тем ощутимо тянуло другой грозой — вражеская артиллерия стала огрызаться все чаще, с рассветом небо наполнялось привычным гулом самолетов, и чужих, и своих.

Вечером Огнев собрал совещание всего начсостава. Выделили группу для работы в медпункте, три человека. Операционную сестру и санитарку Федюхин отобрал сам.

— Теперь, товарищи, надо окончательно согласовать нашу работу со вторым эшелоном, — подвел черту Огнев, — Они уже в курсе, начальник ППГ я поставил в известность, но надо поддерживать постоянную связь. Вот завтра машина пойдет за припасами, нужно будет заехать в ППГ и все еще раз обговорить. Думаю, поедет товарищ Маркелова. Вы же там раньше работали, вам все должно быть знакомо.

Маркелова, как всегда молчаливая и погруженная в себя, вздрогнула как от близкого разрыва мины. Федюхин тут же пружинисто поднялся, шагнул вперед, чуть заслонив ее плечом, и по уставу вытянувшись, отчеканил:

— Товарищ майор, разрешите мне.

— Не возражаю.

Со стороны можно было подумать, что Федюхин ревнует к своему методу и не хочет препоручать даже такое поручение кому-то другому. Но Татьяна Степановна посмотрела на него с самой искренней благодарностью.

— Так, все решили, Анатолий Александрович, завтра с утра отправляетесь. Теперь отбой, товарищи.

Федюхин чуть задержался и, убедившись, что остальные разошлись, снова подчеркнуто по уставу откозырял:

— Товарищ майор, извините… Тут личный вопрос. Если вдруг понадобится решать какие-то вопросы с нашим ППГ, очень прошу, не надо посылать туда Татьяну Степановну. Лучше меня.

— Я вас понял, Анатолий Александрович. Не беспокойтесь, — Огнев нарочно взял не военный тон.

— Алексей Петрович… товарищ майор… спасибо, — Федюхин очень заметно опешил от неуставного обращения, и после «разрешите идти — идите» улетел быстрее курсанта.

«Командир ППГ проглядел неуставщину или сам был ее причиной?» То, что на прежнем месте службы у Маркеловой что-то не заладилось, Огнев еще в самом начале заподозрил. О работе в Москве на «скорой» она рассказывала охотно, о переподготовке в запасных частях — тоже. Но разговоров о ППГ старательно избегала и на вопросы отвечала коротко. Значит, не служебный конфликт, а пристальное внимание кого-то из начальства. Скверно, но к сожалению, не такая уж редкость!

В личном деле Маркеловой лежали два ее рапорта с просьбой о переводе поближе к фронту. Почерк у нее был полудетский, округлый, очень аккуратный, не подумаешь,