Причуды старика - Флойд Делл

скрашивала молчание. Курил он медленно, а Мэбль изредка отрывалась от шитья или вышивания, поднимала голову и ласково ему улыбалась. Натэниела она принимала таким, каким он был. Примирившись с его молчанием, она часто с гордостью говорила своим подругам: «Натэниел говорит мало, но думает он очень много». Она не задавала себе вопроса, о чем в сущности он думает; это ее не касалось.

О чем же он думал, когда, сидя рядом с Мэбль на диване, курил с наслаждением сигару и задумчиво смотрел в пространство? Во всяком случае — не об Аде; этот инцидент был забыт. Иногда — об астрономии. Почему-то он заинтересовался астрономией и в свободное время читал книги по этому вопросу. Но заинтересовался как-то странно. Несмотря на прочитанные книги, он до сих пор не мог отличить одно созвездие от другого — знал только созвездие Водолея, которое показали ему еще в детстве — и ему и в голову не приходило посмотреть на звезды в телескоп. Нет, астрономией он заинтересовался потому, что она давала пищу фантазии.

Началось с того, что он прочел в газете статью, обсуждающую возможность существования на Марсе людей, — вернее, высших существ, во всех отношениях превосходящих людей. В книгах, прочитанных им, он не нашел подтверждения этой гипотезы, но зато у него явилось представление о бесконечности вселенной, и тем легче было ему предположить, что целое созвездие, одно из тех, что образуют Млечный путь, управляется какими-нибудь высшими существами. Эта мысль понравилась ему еще больше, чем гипотеза о Марсе. Расстояние в несколько миллионов световых лет никакой роли для него не играло; он не имел намерения общаться с этими высшими существами; он хотел только мечтать, знать, что они действительно где-то обитают и живут жизнью яркой и свободной, нимало не похожей на нашу земную жизнь. Почему-то эта мысль действовала на него утешительно.

Конечно, он не открыл своей мечты Мэбль. Ей эта фантазия показалась бы странной. Должно быть, она предполагала, что он думает о своих делах, о перспективе на будущий год, — словом, о том, о чем полагается думать рассудительному молодому человеку.

Длинный вечер приходил к концу, и наступал час, посвященный любовному воркованию. Мэбль откладывала в сторону шитье, а Натэниел отрывался от астрономических грез, уступавших место целомудренным объятиям и поцелуям. Пожалуй, Мэбль не рассердилась бы, если бы в такие минуты он держал себя не столь почтительно; быть может, она обрадовалась бы случаю нежно упрекнуть слишком пылкого и смелого влюбленного. Но самолюбие женщины было удовлетворено: она лелеяла воспоминание о той сцене на крыльце, когда ее мать застала их в объятиях друг друга, а он рыцарски просил руки ее дочери. С тех пор она смотрела на него, как на героя.

Теперь Мэбль восхищалась его сдержанностью и гордилась тем, что ей удалось пробудить в нем лучшие чувства. Она не сомневалась, что до встречи с ней он был распутным парнем, — в этом она убедилась на том ужасном пикнике, когда Натэниел ушел в лес с Адой, фабричной работницей. Но, слава богу, она, Мэбль, — не такая распущенная особа, как та девица (о которой они с тех пор ни разу не упоминали). Нет, Натэниел знает, как нужно себя держать с приличной девушкой. Его почтительная сдержанность говорила о том, что он уважает в ней свою будущую жену. И в июне она выйдет за него замуж. Мэбль считала себя счастливой.

Натэниел тоже считал себя счастливым. Все это говорили, даже Билль, помолвка которого закончилась тем, что Ада с ним порвала и убежала из дому. Никто не знал дальнейшей ее судьбы, но нетрудно было предположить худшее. Несомненно, она была нехорошей девушкой, и Билль мрачно заявил, что радуется своему избавлению.

— Вы нашли себе славную жену! — сказал он Натэниелу.

Да, все говорили, что Натэниелу повезло; в этом он не мог сомневаться. Однако он сомневался, достаточно ли он сам хорош, и часто размышлял о том, каким считает его Мэбль. Он опасался, не ошибается ли она. Как бы то ни было, но он решил сделать все, чтобы не обмануть ее надежд.

В июне, когда шли последние приготовления к свадьбе и ремонтировался дом в Бостоне, Натэниел получил письмо со штемпелем Нью-Йорка. Конверт был надписан незнакомым женским почерком, но он сразу догадался, что это почерк Ады. Один вид конверта так его взволновал, что он хотел было разорвать письмо, не читая. Потом, презирая себя за трусость, вскрыл конверт.

В письме было несколько строк. Ада желала ему счастья и писала, что никогда не забудет их чудной прогулки. И это все. Ни слова о себе. Не было даже адреса.

В одну секунду стерлась болезненная ненависть, которая служила ему защитой от воспоминаний. Образ Ады, словно холодный белый призрак, встал перед ним, неосязаемый и таинственный. Что делала она в Нью-Йорке? Она не потрудилась написать, а он не стал строить догадок. Этот вопрос, казалось, не имел значения. Важно одно: она не чувствует к нему ненависти, и теперь ему не нужно убеждать себя в том, что он ее ненавидит. Вспомнилась ему их прогулка в лесу, прекрасная и словно нереальная — красивый эпизод, не имеющий отношения к реальному миру. Теперь эти воспоминания не были отравлены измышлениями, порожденными больной его фантазией… Письмо он вложил в книгу Эмерсона, хранившуюся в коробке из-под сигар.

Она желала ему счастья в новой его жизни. Он знал, что пожелание ее искренно. Ему казалось, что земное его счастье нимало не противоречит той любви, какую питали они друг к другу в мире грез. Ибо их любовь никакого отношения не имела к этому тесному домашнему мирку, ограниченному разговорами о квартирах, мебели и свадьбе…

В тот день он пошел посмотреть дом, где расположились лагерем Мэбль и ее мать. Комнаты были оклеены новыми обоями, на которых преобладали цветы и фрукты: в гостиной — золотистые хризантемы, в столовой — гроздьи пурпурного винограда, в спальной — пышные красные розы. Мебель в столовой и спальной — подарок отца и братьев — была уже расставлена, а мебель для гостиной подарил какой-то преуспевающий родственник, и ее должны были с минуты на минуту привезти со склада. Молодые предполагали уехать на неделю в свадебное путешествие, а м-с Спэнг решила поселиться в доме и приготовить все к их возвращению.

Мэбль все еще готовила себе приданое, и на этот день была назначена последняя примерка белого шелкового подвенечного платья. Но она уделила несколько минут Натэниелу и с гордостью водила его по комнатам, показывая обои, мебель,