Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд

на нее. Жизни, которые он потерял: жизнь своего ребенка, Ауры, свою собственную — ту, которую он хотел прожить с Аурой. Перед глазами Эстер возникла фотография, сделанная Кларой: сестра обнимает Софуса, стоя перед Лиден Гунвер. Любовь и счастье на лице Ауры: она уже знает, что беременна. Она приняла предложение Софуса. Она, в отличие от Лиден Гунвер, сумела выбраться на поверхность.

— Скоро приедем, — сказал Софус.

Эстер натянуто улыбнулась. Сердце стучало в горле, в желудке, даже в ногах. У них с Софусом одно горе на двоих. Только горе. Не ей любить Софуса.

Наконец они добрались до парома в Клаксвике, солнце уже скрылось за плотными, устричного цвета тучами. Софус въехал на паром и остановился. Оба вылезли из кабины и направились на палубу.

— До Кальсоя минут двадцать. Я позвоню Флоуси, скажу ему, где мы. Спрошу, все ли он подготовил для сегодняшней вечеринки. Наверное, он уже проснулся.

— Вечеринка, — вспомнила Эстер.

— Все нормально. Пока мы ездим, Флоуси все устроит. — Софус достал из кармана телефон и отошел в сторону.

Эстер пошла к перилам.

— Передай ему привет от меня, — сказала она через плечо.

Прислонившись к перилам парома, Эстер проверила, в кармане ли черное лебединое перо, — она надумала взять его с собой. Красные, белые, горчичные и синие строения Клаксвика все уменьшались, паром уплывал в складки изумрудно-зеленых фьордов под низко нависшим небом. Эстер окинула взглядом горные хребты, слои скальной породы — шрамы, оставшиеся после вулканической ярости, с какой земля их творила. Эстер смотрела — и видела, как поднимается по ступенькам Звездного домика; они с Аурой держат Джека за руки. Смели с крыльца эвкалиптовые листья, сели. Кожа в мелких соляных разводах: утром они играли у моря, под взглядами любопытных тюленей с влажными глазами и осторожных лебедей, чьих предков жестоко убивали под крышей хижины, ставшей теперь Звездным домиком. Ауре настолько претила мысль о кровавой охоте на тюленей и лебедей, что она запрещала при ней об этом упоминать. Но Эстер, которая была на три года младше сестры, часто тихонько просила Джека рассказать, как он превратил место, где совершалось насилие, в любимое ею убежище, откуда можно наблюдать за звездами. Эстер старалась помнить историю Звездного домика. Мысль о том, что такие перемены возможны, немного примиряла с мыслью о том, на какую жестокость способны люди, да и сама жизнь. Дневник Ауры был в точности как гора, образовавшаяся после извержения подводного вулкана, или бойня, переделанная в убежище, где можно созерцать огни Вселенной под охраной эвкалиптов, свидетелей самых страшных дел. Красота, сотворенная силами зла. Аура, создавшая себя из гибели. «Обещай, что всегда будешь верить в волшебство».

Эстер обернулась посмотреть на успокаивающий душу след, который тянулся за паромом; она только теперь сообразила, что снова оставила сушу ради воды.

Софус подошел и встал рядом с ней, опершись о перила. Какое-то время они стояли молча.

— У Флоуси все нормально? — спросила наконец Эстер.

Софус кивнул.

Эстер провела ладонью по поручню возле рук Софуса.

— А у тебя?

— Ja. Просто… вспомнил кое-что. — Софус посмотрел на горы, на небо. — Когда Аура в первый раз заговорила о своих семи татуировках, я выдал ей одну старую фарерскую пословицу. — Он опустил глаза и стал смотреть на воду. — Kann ikki ráða sær heldur enn kópur, tá ið hann sær húðina. — Софус побарабанил пальцами по поручню и взглянул на Эстер. — Это значит «Теряет волю, как тюлень при виде собственной шкуры».

Эстер боялась дышать, все мельчайшие и очень личные подробности истории Софуса и Ауры отдавались у нее внутри.

— Ауре наверняка понравилось, — заметила она.

— Я все время дразнил ее тюленем, у которого нет ни капли самообладания: «Как там твоя тюленья шкура?» Этот вопрос ужасно смешил Ауру. Но ведь это правда. Она засиживалась допоздна над этими рассказами, над дневником и ноутбуком. И с утра первым делом бралась за них. Наш обеденный стол был как карта сказок, от Тасмании до Дании и Фарерских островов. — Глаза Софуса затуманились от воспоминаний.

— Карта, — задумчиво произнесла Эстер. Семь сказок, семь татуировок обрели свое место в топографии тела Ауры. — Моя тетка их так называла. Истории, которые Аура решила изложить в своем дневнике. Строчки-реплики, связанные с ними. — Эстер пальцем выписала на поручне «Семь шкур» и повторила: — Карта. Направления. Способ Ауры справиться с невыносимым, с потерей невинности, с горем, которое она пережила подростком. Чтобы сказать о радости, к которой она шла с таким трудом и которую обрела здесь, рядом с тобой. — У Эстер закружилась голова. — Нанося татуировки, она рассказывала свою историю. Создавала свою собственную карту. Преображала себя. Свою жизнь.

— Ты права. Она так радовалась своим татуировкам. Первую сделала еще до того, как мы познакомились: «Если хочешь перемен — взмахни мечом, возвысь голос». Вторую она сделала вскоре после нашей встречи: «Он подарит тебе цветы: забудь. Ты посеешь семена: помни». Третью набила, когда мы были вместе уже с полгода. В том же копенгагенском салоне. «Стьерне».

— Я знаю Лилле Хекс, владелицу, — сказала Эстер.

— Аура любила ее. — Софус помолчал. — Она хотела набить оставшиеся четыре строки после рождения нашего ребенка. Во время беременности она татуировок не делала — боялась всего, что может навредить ребенку. — Голос Софуса пресекся. — Что ж. Этого так и не случилось. Она сделала только три из семи своих татуировок.

Эстер взглянула на него:

— Что? Нет, Софус. Нет. На трех она не остановилась.

— То есть? — Софус нахмурился.

— Мама набила Ауре последние четыре строки, когда та вернулась домой. У Ауры были все татуировки. Все семь. На спине.

Их взгляды встретились.

— Она набила себе все строки? Перед смертью? — Его голос дрогнул.

Эстер кивнула.

Софус оперся о поручни. Опустил голову.

Эстер обняла его за плечи, отвернулась и подставила лицо ветру, глядя на высокие стены фьордов. Все это время она крепко обнимала Софуса — пока его плечи не перестали сотрясаться.

От паромного причала ехать было пятнадцать минут. Короткое паломничество через три узких туннеля прошло в молчании. Микладеалур устроился в долине, как в гнезде; со скалы он смотрел на море и на остров Куной, что лежал напротив. Эстер не отрываясь смотрела на линию берега; она ждала, ждала. Заметка в путеводителе гласила, что скульптор, Ханс Паули Ольсен, родом с островом Кальсой, изваял Коупаконан из глины. Она появлялась на свет по частям, а потом ее отлили из бронзы и нержавеющей стали. Установили ее так, чтобы статуя выдерживала тридцатифутовые волны. В интернете Эстер нашла видео, на котором седой шторм треплет побережье Кальсоя, Микладеалур. Она не раз прокрутила кадры, где на