Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

твоя милость, учитель! Возьми подарок». Родительский дом, где он жил, бывал перед праздниками завален всяческой снедью: овощами, фруктами, мясом, свежеиспеченными хлебными лепешками.

Был он очень молод; и ростом маловат, и усы редкие. Но не робкого десятка. Как бы между прочим переправлял листовки, запрещенные книги, случалось ему возить и оружие, взрывчатку, которые, правда, потом использовали уже другие… На велосипеде лихо пересекал израильские поселения, норовил проехаться по главной улице. По-своему, как мог, боролся против подлого заговора, имевшего целью уничтожить Палестину как самостоятельное арабское государство. Приехавшие со всех концов света еврейские переселенцы, словно клопы, расползались по окрестным холмам и долинам. И не было, казалось, надежного средства, чтобы отпугнуть их…

— Снова размечтался о зеленой Яффе? — услышал он певучий голос Лейлы и встрепенулся.

— Не могу не думать о ней.

— Я тоже. А каково другим беженцам? Многие живут куда хуже нашего.

— Не забывай, меня могут выгнать с работы в любую минуту, когда им заблагорассудится. К тому же я лишен права голоса. А налог, как иностранец, плачу в пять раз больше.

Вечерами Ибрахима охватывали гнетущие мысли. Днем-то размышлять было некогда — надо было работать! А Лейла, напротив, насущные проблемы любила рассматривать при ясном свете дня; тогда они казались ей проще, были как бы виднее…

— После обеда мне кое-что пришло в голову! — сообщила она мужу. — Знаешь, что именно? Почему бы нам не заняться печатанием антиизраильских брошюр и листовок? Затем рассылать их беженцам. Призывать соплеменников к оружию. Лично я вполне могу исполнять обязанности редактора.

«Что ж, идея неплохая. Но где взять деньги, а их потребуется немало — один множительный аппарат сколько стоит! И как выкроить время? Не бросать же работу…» — подумал Ибрахим и негромко ответил:

— Увы, дорогая, это нереально.

— Ты снова свое…

— Я смотрю с чисто практической точки зрения.

— Тогда поговорим о чем-нибудь другом! — Лейла не выносила долгих рассуждений на одну и ту же тему. — Ты, кстати, не забыл, что приближается большой праздник? — Но мысли уже несли ее в далекое детство, в маленькую комнату. На стуле висит легкое светлое платьице; в полутьме кажется, что в воздухе парит огромная бабочка. А туфли надежно спрятаны под подушкой. Нет больше Палестины, нет родины… Остались лишь белые могилы на склонах холмов. Лейла тряхнула головой, отгоняя грустные мысли, и спросила: — Так ты купишь к столу маленького барашка?

— Надо бы…

— А родственники — твои и мои — небось и мечтать-то не могут о таком угощении!

— Что поделаешь! Участь многих из нас ужасна. Вспомни, когда мы первый раз ездили на море, так сказать, отдохнуть, мы ведь тоже жили впроголодь.

— Зато теперь попробуем барашка!

— Каждому хочется жить получше. Мне тоже. Ах, пусть все сгинет в тартарары!

— Но так рассуждать бесчеловечно! — возмутилась она, отодвигаясь.

— А где ты видела человечность?! — чуть не закричал Ибрахим. — Нас выгнали с родной земли, это — человечно? Беженцам нечем набить пустые желудки, — твои собственные слова, — это человечно? Повсюду идет жесточайшая борьба за место под солнцем, за кусок хлеба. Сколько мне еще осталось жить? Лет двадцать, вряд ли больше. Так вот, я хочу прожить их спокойно.

— Может быть, объявят призыв в армию, — проговорила вдруг Лейла — мысли ее заработали в новом направлении.

— Какую армию? Не болтай глупостей!

— Армию, которую создает Организация освобождения Палестины.

— В боевые части меня, конечно, уже не возьмут, — рассудил он. — Но где-нибудь местечко мне найдется. Я верю, что в состоянии принести пользу.

— А я что буду делать?

— Вступишь вместе со мной в один отряд. Если согласишься оставить ковер, стиральную машину и маслобойку.

— Да, а как же твой отпуск? — вдруг осенило Лейлу. — Состоится наша поездка в Лондон? Ты мне уже столько лет обещаешь…

— Что нам делать в Лондоне? Молча выслушивать оскорбления?

— Неужели арабов оскорбляют даже на улицах? Кто определит по внешнему виду, что мы из Палестины?

— Но мы же будем говорить по-арабски.

— Конечно! Вот бы ты удивился, когда б я ни с того ни с сего вдруг заговорила по-английски! Представляю! — рассмеялась Лейла и, перейдя на серьезный тон, добавила: — Какой толк от этой поездки, если придется прятаться, словно ворам? Ничего себе отпуск! Да мне кусок хлеба станет поперек горла. Все будут смотреть на нас и переговариваться друг с другом: «Смотрите, вон те, двое, палестинцы. Выгнали их с родины, теперь бродят, как неприкаянные, по белу свету!»

Ибрахим без колебаний согласился с женой.

Прошло несколько дней. Как-то он вернулся с работы, и Лейла выложила перед ним кипу журналов и газет.

— На, прочти!

— Дай мне сначала поужинать.

— Успеешь! Повсюду пишут об Организации освобождения Палестины. Формирование армии в скором времени будет закончено. Наконец-то начнется настоящая освободительная борьба!

— Может быть, так пишут только в левой печати?

— Нет! О создании единого движения сопротивления сообщают все газеты. Даже английская «Таймс».

— Ну, уж если буржуазная Англия заговорила, то это похоже на истину!

— Вылазки палестинцев на оккупированную Израилем территорию учащаются, одна следует за другой. Разве это не то, чего мы хотим?

— Скажи, а нигде не пишут, кто входит в состав боевых групп?

— Как же, конечно, пишут: это бывшие жестянщики, плотники, студенты, феллахи, бакалейщики… Ради нас они жертвуют своими жизнями. — Лейла нахмурила брови. — Ну что с того, что ты бухгалтер? В освободительном движении могут участвовать все, кто пожелает. Об этом тоже напечатано. Я думаю, мы оба должны вступить в Организацию освобождения Палестины. Ты ведь не захочешь быть дезертиром, не допустишь, чтобы я уклонилась? В передовой статье сказано: «Палестинский народ, как и другие народы земли, делится на классы. Освободительная борьба увенчается победой лишь в том случае, если в ней примут активное участие все классы без исключения, весь народ Палестины».

Прежде чем уйти в отпуск, Ибрахим должен был закончить полугодовой баланс. Без этого об отпуске нечего было и мечтать. А баланс, как назло, не сходился. Где-то была допущена ошибка. Бесконечные расчеты и перепроверки вызывали у него головную боль.

«Опять начиталась… — подумал он, клонясь от усталости под пристальным взглядом жены, устремленным на него из-под очков. — В толстые журналы вгрызается с упорством мыши, небольшими статьями из газет манипулирует не хуже иного иллюзиониста. Как это не вовремя! В висках стучит… Уж не собирается ли она снова приступить ко мне с обвинениями? Ну, например, в том, что веру я ставлю выше познания. Ведь каждый из нас, арабов, фидеист хотя бы немного. Почему же вдруг я должен быть каким-то исключением… Эх, куда легче живется тем мужчинам, у которых жены не слишком умны. Парадокс, да и только: язык