Любимых убивают все - Сабрина Хэгг

Йенни гладила Акселя по волосам, все еще улыбаясь. Но уже задумчивая, едва уловимая дрожь кривила губы. Запястья Йенни пахли цветочно-смородиновым парфюмом с отголосками по-домашнему теплых нот ванили и карамели. Аксель не знал, как после этой ночи будет жить без ее рук, без этого серебрящегося в полумраке голоса. Не знал, как следующей ночью снова останется один на один с собой. Со своим одиночеством. Со своей нестерпимой усталостью. Со своими навязчивыми мыслями. Но это было не важно в ту минуту. Это было лишь призрачное «завтра». Завтра, проживать которое он не был обязан.

– Я бы все-все отдала, чтобы нам снова было по восемнадцать и чтобы мы сейчас находились в той крохотной комнате на мансарде в доме твоих бабушки с дедушкой. Чтобы ты рисовал созвездия, а я не знала, куда себя деть от смущения. Чтобы с улицы доносились Мидсоммарские песни и воздух пах полевыми цветами…

– Я тоже, – ответил Аксель, сжав ее ладонь в своей. – Я тоже.

– Мне иногда кажется, я этой жизни ни за что так не благодарна, как за то, что между нами было. Но я не всегда это понимала. Приехав в Лос-Анджелес, я решила, что все забуду. Как будто я вообще прежде не жила. Как будто бы и тебя никогда не было. Самой сейчас смешно, но тогда мне было так больно. Хотелось лежать иногда сутками напролет в обнимку с твоим комиксом, плакать и никуда не выходить. Но вместо этого я заполняла дни кучей всяких дел: то учебой, то работой, то тусовками. Я вела такую бурную социальную жизнь, какой и сейчас даже не веду. И столько людей было в ней, столько безразличных мне лиц. Я заметила, что чем больше в твоей жизни таких вот ничего не значащих людей, тем более пустой и грустной она становится. – Йенни провела костяшками по щеке Акселя и вздохнула. – И у меня прекрасно получалось забывать. Но однажды я проснулась посреди ночи… И меня трясло от ужаса, трясло оттого, что я могла забыть такую любовь. Что я могла чего-то однажды не вспомнить.

Аксель поднял голову с колен Йенни и сел прямо, внимательно вглядываясь в ее посерьезневшее лицо.

– Предать что-то забвению так легко. Жить, мучась каждый день от того, что все помнишь, – куда сложнее. Но только в этом случае пережитое имеет смысл. Так ведь? А я думаю, мне невероятно повезло пережить такое в восемнадцать лет. Миллионы людей проживают свои жизни и умирают, ни разу не испытав ничего подобного, думают, что такое бывает только в книжках или в фильмах. Они не подозревают даже, что другого человека можно любить… так. Только представь, какая бы это была грустная жизнь?

Аксель долго молчал, пока в один момент с его губ не сорвалось:

– Я отвык оттого, что люди могут быть такими… искренними. И что могут говорить такие вещи вслух. С возрастом даже с собой уже не умеешь быть откровенен, не то что с другими. А ты… – Он улыбнулся. – Как же я по этому скучал.

Йенни отвела взгляд в сторону.

– Просто, в отличие от многих, я всегда в свою защиту могу сказать, что я не с придурью, а так, человек искусства. И к моей эмоциональности сразу начнут относиться со снисхождением. Вот я и говорю все, что думаю, вслух. – Она приподняла уголки губ в улыбке, но глаза ее тут же померкли, как будто укрытые кисеей непреодолимой грусти. – А если серьезно, я такая уязвимая только с тобой и на съемочной площадке. Перед тобой я вообще как будто бы совершенно нагая стою всегда… Это ужасно.

Йенни молча скользнула тыльной стороной ладони вдоль скулы Акселя, и он лишь молча прижал ее руку к своей коже.

В хмурой и липкой тишине комнаты они снова чувствовали друг друга. И ничего, решительно ничего, за этим не скрывалось, кроме немой муки, вины и сожаления.

– И я тоже по тебе скучала. Не так, как скучаешь по человеку, которого никогда больше не увидишь. И даже не так, как по человеку, чьего возвращения ждешь…

Йенни сделала паузу и подалась вперед, нежно прикоснувшись своим лбом ко лбу Акселя. Она понизила голос до трепетного прерывистого полушепота:

– Я скучала по тебе так, как скучают по Родине. Так, как скучают по дому.

Что-то над диафрагмой затрещало от боли, и Аксель сильнее сжал пальцы Йенни.

– Но я это пока преображаю в творчество, – продолжила она с тоскливой улыбкой. – Поэтому, наверное, мои герои по сути своей бездомные. И все мечтают о том, чтобы вернуться в то место, что они звали когда-то домом.

– Когда твой дом – разбомбленный Бельчите, туда разумнее не возвращаться, Йенни, – невесело заметил Аксель.

– Ты не заметил, да? Для моей героини Бельчите, пусть и разбомбленный, – прекраснейшее из мест. Это ее единственный дом. Другого быть не может.

* * *

Они просидели на холодном и жестком полу до утра – обнявшись крепко, прижавшись друг к другу так тесно и отчаянно, как два напуганных, оставленных в темноте ребенка. Той ночью, в маленькой безоконной комнате, им казалось, будто время для них двоих замерло, перестало вдруг бежать, торопиться. Будто неизбежное, чудовищное «завтра» все же забудет наступить. Они не видели, как светлело небо, как пылали багрянцем сполохи зари. Не чувствовали морозного утреннего дыхания.

Они много разговаривали, но, даже когда речь шла о чем-то веселом, голоса их дрожали от той неумолимой грусти, какая отравляет связки, когда знаешь, что говоришь с кем-то, кого вот-вот потеряешь. Порою они надолго замолкали, и тогда оба прислушивались к дыханию друг друга, к своим бьющимся в унисон сердцам. И в тот момент, в те одновременно бесконечные и самые быстротекущие минуты, это казалось чем-то обыкновенным, привычным чем-то, без чего они не могли бы жить, и в то же самое время редчайшим из чудес, почти иллюзией.

Той ночью, несмотря на то, как крепко они цеплялись друг за друга, они уже друг по другу тосковали.

В шесть раздался звонок – Йенни лениво достала телефон из потайного кармана платья и неохотно приняла вызов. Послышался высокий, встревоженный голос Миранды, ее ассистентки:

– Йенни, ты что, не возвращалась сегодня в номер? Где ты сейчас? С тобой все нормально?

– Да, все хорошо, не переживай. Я в безопасности, – поспешила успокоить ее Йенни. Она улыбнулась, почувствовав, как Аксель прижался губами к ее макушке.

– Ты помнишь, что у тебя в восемь пресс-конференция? Ты уже должна была собираться. Я привезла в номер