Это - Фай Гогс

фатальную ошибку. Мне чудом удалось провести утлый чёлн наших отношений мимо превеликого множества мелких подводных камней – и все ради того, чтобы с разгона наскочить на самый настоящий айсберг!

Не представляю, что за бес подначил меня познакомить Фло с моими друзьями – меня, прекрасно понимавшего, что не стоит хвастать такой красоткой в нашем маленьком замкнутом кружке, где вся мелкая рыбешка была давно съедена, и стаи голодных акул плавали кругами, чтобы отыскать и разорвать в клочья какую-нибудь беспечную мурену.

И я тут же поплатился за это. Фло, наслушавшаяся моих ироничных рассказов об этих парнях и заочно успевшая их возненавидеть, неожиданно принялась отчаянно с ними флиртовать. Это выбило меня из седла. Несмотря на всю ее порочность, до сих пор мою жену отличало какое-то особенное благородство – благородство того сорта, что, например, никогда не позволило бы ей завести себе левретку или аккаунт в «Тик-Токе».

Сначала я подумал, что флирт был местью за то, что я возвышал себя за ее счет, и это скоро пройдет, но вскоре стал замечать, как мои друзья старательно прятали под безразличными гримасами кривые ухмылочки. Они слишком опасались меня, чтобы выложить мне прямо причины своего поведения, но все и так было ясно. Я оказался в очень незавидном положении. Для того, чтобы не выглядеть слабаком, я должен был что-то предпринять – но даже тот, кто не отличит мафию от бамии, все равно посоветовал бы мне для начала разобраться со своей собственной женщиной!

Однако надо было знать Фло так, как узнал ее к тому времени я, чтобы даже не надеяться получить от нее ответ на вопрос: «И какого черта ты творишь, милая?» Она бы просто проигнорировала его. Взамен этого я, как и подобает каждому безнадежно влюбленному, занялся поиском конспирологических мотивов у предмета своей страсти. В конце концов, я остановился на двух версиях.

Версия первая: она все еще любит меня, (ну, а как иначе?), и собирается родить от меня ребенка – но прежде хочет испытать, чтобы убедиться: если я не брошу ее сейчас, значит, я не брошу ее даже тогда, когда она начнет метать детей, словно икру, и растолстеет фунтов эдак на восемьсот!

Несмотря на то, что этот сюжет имел несколько довольно крепких козырей вроде несчетного множества устных и письменных свидетельств очевидцев, имевших схожий опыт, я все-таки склонялся ко второй версии – той, где Фло принадлежала к очень древнему гиперборейскому роду женщин-воительниц – нечто вроде амазонок, но обычного, человеческого роста – и собиралась сперва завлечь, а затем уничтожить всех встреченных ею мужчин, оставив только одного избранного (им, естественно, был я) для оплодотворения икры… в смысле, просто для оплодотворения.

На резонный вопрос о том, как такое вообще могло прийти мне в голову, сейчас мне было бы проще ответить от обратного. Поскольку в итоге выяснилось, что я почти угадал, следовательно, косвенно подтверждались слова поверенного о том, что в присутствии Лис у Стоунов обострялась интуиция (я даже заметить не успел, когда мысль о принадлежности к этому славному роду перестала меня удивлять).

Но тогда мне от этого было не легче. Я должен был срочно что-то предпринять – несмотря на то, что меня сковывала странная, несвойственная мне нерешительность – или страх, если начистоту. В тех редких случаях, когда нечто подобное происходило со мной, я, как уже было говорено, просто ожидал, когда ситуация сама сделает за меня свой выбор.

Ждать пришлось совсем недолго. Однажды, после одной из шумных вечеринок мы возвращались домой в моей машине. Я, как обычно, размышлял о том, а не пора ли мне уже полностью отказаться от действия, как такового, и провести остаток жизни в относительно уединенном созерцании (денег на двадцатикомнатную келью с личным поваром и дворецким мне уже хватало). И вдруг Фло очень спокойно произнесла:

– Я хочу, чтобы ты застрелил Луку.

Когда огромный черный «Эскалейд» в час ночи резко и без видимой причины вдруг тормозит посредине Лексингтон-авеню, его хозяин может узнать о своей мамочке-убийце такие подробности, которые даже она сама была бы не слишком рада увидеть в своем полицейском досье. Но я тогда официально числился сиротою, и мне было по боку.

– Что? – спросил я, не обращая внимания на истошный гул клаксонов позади.

– Я хочу, чтобы ты застрелил Луку, – повторила она, но медленнее и четче.

«Дождался», – устало подумал я.

Нажав на газ, я свернул на тихую Пятьдесят вторую и пристроился у обочины.

– Так, крошка. Я даже не буду спрашивать тебя о том, чем он это заслужил. А не буду потому, что мы с тобой прекрасно знаем: когда ты начинаешь строить кому-то глазки…

– Ответь сразу: ты собираешься это сделать?

Помолчав, я осторожно поинтересовался:

– Ты понимаешь, кто он? Чей он сын?

– Мне все равно.

– Тогда спрошу по-другому: учитывая, кто его отец, отдаешь ли ты себе отчет, что прикончив Луку, мне, возможно, придется перебить их всех? Ну то есть натурально – всех до последнего?

– Да, отдаю.

– Отда… То есть ты – да отсохнут и отвалятся мои уши – готова допустить мысль о поголовном истреблении гребанных итальяшек как вида только потому, что один из них не удержался и разок ущипнул тебя за задницу? Ты совсем рехнулась, дорогая?!

Вместо ответа Фло просто посмотрела на меня долгим, задумчивым взглядом, которым обычно заканчивался любой наш с ней разговор, если разговор этот отступал от скрипта, о существовании которого было ведомо ей одной. Меня так и подмывало сказать: «Дай мне десять минут!» – но мы, Чепино, с давних пор славились своей железной выдержкой.

– Хорошо. Дай мне сутки, чтобы все обдумать, ладно?

Фло не ответила. Пока мы возвращались, я опасался смотреть в ее сторону. Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто я колеблюсь. У меня не хватило смелости даже на то, чтобы проклинать себя за малодушие – ведь она умела мгновенно улавливать любые перемены моего настроения. В жирных скобках отмечу, что причина моего триумфа на этом фестивале трусости виделась мне тогда вовсе не в согласии обдумать ее чудовищное требование, а в моем отказе прямо сию же секунду начать смертельную битву с одной из самых грозных преступных группировок на Земле!

Не помню, как мы провели следующий день, но ровно в полночь я отключил телефон, попросил ее отключить свой, и посвятил ее в свой свеженький, с пылу с жару, план, в финале которого Сосунок,