Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

тысяч. Я спросил, участвуют ли в этом предприятии Тапани, Ээро и Тимо. Тайсто сказал, что они изучают возможность присоединиться к этому. Я подсчитал, что, изготовляя в неделю десяток навесов, можно продавать в год всего пятьсот штук, а от этого еще далеко до полутора миллионов навесов в год. Тайсто стал подбивать меня вложить деньги в какое-нибудь доходное предприятие, чтобы не пришлось до конца дней своих махать лопатой на дорожном строительстве и пережидать проверку разрешений на работу, сбежавши с рабочего места. Я сказал, что не стану участвовать пи в чем таком, в чем участвует Тапани. Тайсто утверждал, что деньги Тапани такого же цвета, как и наши, кроме того, у Тапани тут есть связи, которых мы не имеем. Я считал, что они и не понадобятся.

Тайсто утверждал, что ему надоело в здешнем климате стоять на строящейся дороге с совковой лопатой, имея способности к иного рода деятельности. Я велел ему сейчас сидеть тут, на берегу моря, абсолютно спокойно, нам нельзя было возвращаться на строительство дороги по меньшей мере еще час. Тайсто сокрушался, что каждый миг, который он вынужден провести в бездеятельности, приносит убыток. Я с этим не согласился, просто доходов он теперь не получает. Тайсто считал, что это одно и то же. Я не стал с ним спорить.

Мы пошли по песку пляжа мимо лежавших людей, туда, где начинался причал, и взошли на него. В самом начале, у берега, было устроено кафе, служащий которого взимал с каждого входящего на причал пятьдесят центов. Я заплатил. Шагая по причалу, Тайсто заговорил о плате за вход сюда и подсчитывал, сколько набегает за год в карман того человека, который догадался взимать плату; он и сам подумывал, как заработать большие деньги, ибо в Америке иначе нельзя, — вся страна устроена так, что человек, в кошелек которого откуда-то все время не брякает доллар за долларом, обречен на бедность и несчастья.

Тайсто сказал еще, что бизнес должен быть таким, чтобы деньги текли к дельцу даже тогда, когда он просто сидит в сортире. Я сказал, что заплатил за него, входя сюда, он достал бумажник, поискал в нем пятьдесят центов, не нашел и дал мне бумажный доллар. Я взял его и сунул в карман.

Мы смотрели, как мужчины удят с причала рыбу на блесну и червя, иногда они забрасывали в воду прикрепленный к бечевке кусок морской сети, в ячейках которой застревали маленькие рыбки; и их использовали потом как наживку для удочек.

Под причалом в воде я видел больших плавающих рыбин, этак с метр длиной. Они не удостаивали своим вниманием ни наживку, ни другие приманки, а рыболовы бегали по причалу и пытались навязать их рыбинам. Иногда лениво, как бы нехотя, пеликан с дрожащим под клювом мешком покидал причал и нырял в стаю мелких рыбешек. Пеликаны — вообще-то хорошие рыболовы — часто ошибались, заглатывали рыбьи приманки и застревали в сетях, барахтались, ныряли и дергали лески, взлетали, и затем их притягивали на причал. У рыбаков были припасены для пеликанов длинные щипцы, два человека держали птицу, а третий доставал из ее горла крючок. Птицы, встряхнувшись, улетали в море и садились на зыбкую поверхность воды; несколько пеликанов, у которых из клюва свисали обрывки нейлоновой лески, сидело на перилах. Мы с Тайсто наблюдали за рыбной ловлей и показывали друг другу рыбин под причалом.

Мы не выдержали слишком долго на солнцепеке и пошли обратно. Рыбаки остались рыбачить. Сойдя на песок, мы вновь ощутили запах подгоревших кремов, который, казалось, распространился по всему берегу, и, пройдя через облако этого запаха, направились на шоссе, тянувшееся вдоль берега.

Решили поесть в каком-нибудь из ресторанов на берегу, но в них во всех были длинные очереди, мы же не привыкли стоять в очередях за едой. Поехали в город и купили гамбургеры. Ели их, сидя в машине, и запивали кока-колой из банок. Мотор машины работал, и кондиционер нагнетал в салон прохладный воздух. Я спросил, неужто и впрямь Тайсто намерен основать тут мастерскую. Он ответил, что обсуждал это с Тапани, Ээро и Тимо; они разобрались в возможностях этой страны и теперь все были полны духа предпринимательства. Основывать фирмы тут было легко: регистрация стоит недорого, и чиновникам достаточно одного только заявления, их не интересует даже, кто владеет фирмой и что фирма делает. Я спросил, что же делала бы фирма Тайсто. Он сказал, что стал бы производителем мебели. Я не помнил, чтобы сам он умел делать мебель, но он утверждал, что люди, в руках которых из дерева рождается мебель, всегда найдутся, сказал, что месяца два присматривался к тому, какая тут у людей обстановка в квартирах, и к мебели, которую продают в магазинах, и верит, что у северного крестьянского рококо тут были бы большие возможности. Такая мебель не похожа на принятый тут стандарт, достаточно стильная и легкая и подходит к жаркому климату. На это я не сказал ничего. Тайсто рассказывал, что и Тапани тоже был уверен в возможностях крестьянского рококо; у Тайсто есть наготове деньги для покупки станков и сырья, а уж рабочие найдутся, к тому же Якобсон обещал найти Тайсто компаньона, какого-нибудь знающего мебельное дело американца, который бы изъяснялся на английском — а это необходимо для торговли — получше, чем Тайсто на своем ломаном, благоприобретенном на курсах. Тайсто утверждал, что тут, если не сумеешь выпустить черенок лопаты из рук достаточно резко, так и останешься держаться за пего.

Нам пора было возвращаться на работу. Подъехав к строительному участку, мы медленно ехали вдоль него, пока не увидели прораба возле катка Отто. Я остановился, открыл окошечко и спросил, можем ли мы теперь приступить к работе. Он разрешил.

6

Когда мы с лопатами подошли туда, где Ринне на бульдозере разравнивал землю, он тут же остановил бульдозер и, высунувшись из кабинки, крикнул, что догадывается, куда мы так поспешили утром и куда поспешили мексиканцы и кое-кто еще. Он обещал это так не оставить.

Мы не стали беседовать с Ринне. Он смотрел, как мы начали разравнивать пылящую землю от края дороги к середине, потом спрыгнул с машины и пошел к прорабу. Они разговаривали долго. Мы с Тайсто, опираясь на лопаты, глядели, как они беседуют. Тайсто сказал, что не огорчился бы, если бы нам пришлось покинуть эту работу, и я тоже сказал, что не огорчусь. Эта работа не очень-то мне нравилась.

Ринне