Калейдоскоп, или Наперегонки с самим собой - Лев Юрьевич Альтмарк

– Как хотите, – Яшка пожал плечами, – вы же хозяин, вам решать…

– Да нет, – неожиданно смутился Ави, – я хочу приехать и просто посидеть с тобой за компанию, по-человечески. Нам обоим скучно, а сегодня всё-таки праздник – нельзя грустить…

– Как хотите, – повторил Яшка и повесил трубку.

Минут через двадцать к магазину подкатил голубой «Шевроле-Неон», и Ави с большим пакетом подошёл к дверям. На мгновение пронзительно вякнула выключаемая сигнализация, и решётка, закрывающая входную дверь, поползла вверх.

– Всё в порядке, – по привычке доложил Яшка, но Ави отмахнулся:

– И так знаю.

Вместе они опустили решётку, закрыли дверь и присели на стулья.

– Мои домашние даже не заметили, что я ушёл. Думал, жена что-нибудь спросит, так нет, даже не посмотрела в мою сторону. Детям вообще всё равно, где я. У них свои дела, свои праздники.

– Ну, вас-то им не в чем укорять – вы всегда в магазине, всегда при деле…

Ави грустно посмотрел на Яшку и покачал головой:

– Хоть в магазине, хоть ещё где-нибудь – им всё равно. У них своя жизнь… Я для них – старый прижимистый и сентиментальный болгарин, у которого какие-то дурацкие славянские привычки, а им, современным израильтянам, это чуждо и дико. Когда я сегодня приехал домой и сказал о Новом годе, они посмотрели на меня как на ненормального. Обидно…

– Что вам печалиться? – усмехнулся Яшка. – Вы человек устроенный, у вас всё в порядке.

– Это тебе так кажется. У тебя свои проблемы, у меня свои, – он вынул из пакета бутылку шампанского, яблоки, бананы и сыр. – Вот, прихватил с собой, чтобы не скучно было сидеть. Не возражаешь?

– Нет. Может, включить телевизор?

– Не надо. По израильским каналам нет новогодних передач, а кабельного телевидения для магазина я не заказал. Не будем портить себе новогоднее настроение…

Яшка согласно кивнул, и они пересели за стол. Ави откупорил шампанское, однако выпили они сперва водки. На душе у обоих стало легче, но хмель пока ещё не брал.

– Хочешь, спою тебе болгарскую песню? Мы её пели в Болгарии, когда были маленькими… – Ави вертел в руках яблоко и почему-то пытался его размять. – Только певец из меня никудышный, ты не смейся.

Пел он и в самом деле плохо, вдобавок подзабыл болгарские слова, и единственное, что удавалось разобрать Яшке, это постоянно повторяемое слово «Балканы». После того как песня закончилась, говорить ни о чём больше не хотелось, и они сидели друг против друга, пили без тостов, а под конец хозяин даже пустил слезу. Он молча плакал и как-то виновато улыбался.

Яшка благоразумно не задавал вопросов. Да и о чём ему расспрашивать хозяина? Наверняка в его возрасте человека уже одолевает бессонница, и ему нужен собеседник. Днём он вынужден держаться подтянуто и молодцевато, острить и обрабатывать клиентов наряду с рядовыми продавцами. И лишь вечером может позволить себе расслабиться. Для его домашних это и в самом деле дико – они привыкли к нему другому.

– Скучаешь по снегу? – неожиданно спросил Ави.

– Немного.

– А я скучаю. Раньше не скучал, потому что в Болгарии мы жили очень бедно, не было на зиму ни одежды, ни обуви, и снег для меня всегда был символом пронизывающего холода, сырости, болезней. Потом мы перебрались в Израиль, и долгое время о снеге я даже не вспоминал. А совсем недавно вдруг затосковал по нему. По тому снегу, который топтал в Болгарии своими худыми детскими башмачками…

И снова наступила тишина. Ави смотрел сквозь чёрную витрину, и Яшка тоже выглянул на улицу. Там было всё по-прежнему, лишь машин перед двенадцатью часами стало меньше. Расшалившийся ветер трепал целлофановые мешки с мусором, выпавшие из переполненного бака неподалеку. Шум в соседнем ресторане не стихал, и ритмичные звуки диско неожиданно сменились дурашливым разноголосым рёвом «В лесу родилась ёлочка».

– Давай ещё выпьем, – предложил Ави и покосился на почти пустую бутылку. – Завтра у меня будет болеть голова, но это не важно. Главное, что сегодня хорошо…

Яшка плеснул ему в стаканчик остатки водки, и тот, не дожидаясь, выпил.

– Я сейчас схожу и куплю в ресторане ещё бутылку… – алкоголь начал действовать, и его речь потеряла чёткость. – Ты скажи, не стесняйся… Эх, по снегу бы сейчас пройтись, чтобы под ногами хрустел…

Наблюдать за нетрезвым хозяином было неприятно. А он бесцельно перебирал руками по столу, рассыпал и собирал в стопку какие-то бумаги, и речь его становилась всё более и более невнятной.

Тем временем Яшка вспоминал прошлый Новый год, а может, даже позапрошлый. Почти всегда он проводил эту ночь на праздничных мероприятиях во Дворце культуры, а если там не было концерта и можно было уйти, то его всегда приглашали друзья в весёлые домашние компании. Но даже не это вспоминалось сейчас, а то, как вместе со всеми он непременно шёл после застолья к ёлке на центральной площади. Там было полно людей, выпивших и добродушно-весёлых, которые беззлобно дурачились, катались в сугробах, кидались снежками, нестройно голосили песни. И над этим светящимся и сумбурным карнавалом всегда царила ночь с тёмным глубоким небом, с которого сыпались потоки и целые водопады снежинок.

Яшка посмотрел вверх, но сквозь решётку был виден лишь кусочек неба, освещенный окнами многоэтажек. Но небо всё равно было знакомым – по-прежнему глубоким и тёмным, с редкими звёздами и движущимися мигающими огоньками. Таким, каким оно и должно быть в этот волшебный час.

Раньше, перед самым Новым годом, он всегда по детской привычке загадывал желание. Желания, как правило, не сбывались, но Яшка все равно загадывал, будто с последним боем телевизионных курантов что-то в мире обязательно должно измениться…

Часы уже показывали пять минут первого. Сегодня загадать желание Яшка не успел. Он грустно вздохнул и снова посмотрел на Ави. Подложив руку под голову, хозяин спал за столом и во сне улыбался. В бутылке было пусто, и из опрокинутого разового стаканчика растекались последние капли недопитой водки.

На глазах у Яшки навернулись слёзы. Он полез в карман за платком, но случайно выглянул на улицу сквозь витрину и обомлел: медленно и неслышно падали крупные, словно вырезанные из лёгкой папиросной бумаги снежинки. Он этому даже не удивился, лишь сглотнул слюну, опустил голову на руки и уснул. Во сне Яшка улыбался, совсем как старый болгарин Ави, которому сейчас наверняка снился снег, и он всё ещё ходил по нему в своих старых детских рваных башмачках…