Река течет через город. Американский рейс - Антти Туури

сказал какой-то мужчина, когда я подошел к компании, откуда меня позвали, я поглядел, пытаясь вспомнить, кто бы это мог быть, но не вспомнил, взял неподалеку свободный стул, поставил в торец стола и сел.

IV

— Ильмари, ты не узнаешь меня, что ли? — спросил мужчина, лицо его казалось мне знакомым.

— Нет, напомни.

— Сеппяля Эркки, — сказал он.

— И все-таки я не помню.

— Да у тебя просто пустая башка, дунешь в одно ухо табачным дымом, он выйдет из другого. Мы же с тобой в армии служили в одно и то же время, ты был во взводе Синкконена, а я у Луотонена. Ну, вспомнил теперь, или найти и показать тебе фото, сделанное в роте новобранцев? — спросил он.

— Теперь и без того вспомнил, — сказал я.

Сеппяля был какое-то время в новобранцах, но потом, месяц спустя, его освободили от службы; уезжая домой, он объяснил причину: в армии не нашлось сапог, которые налезли бы на его высокий подъем, а изготовлять из-за него одного специальные колодки, чтобы сшить единственную пару сапог, никто не станет.

— Это Ильмари Аутио, мой армейский товарищ. Когда мы были новобранцами, спали в соседних комнатах. Комнаты были названы в честь мест известных сражений финской армии, таких, которые значатся в хронике наиболее важных сражений, участие в них отмечали в солдатских книжках, — рассказывал Сеппяля.

За столом, кроме Сеппяля, сидели еще две женщины и мужчина. Я помахал рукой, подзывая официантку, мне удалось выманить толстую блондинку из-за кассы в конце стойки и сделать ей заказ.

— Тогда уж принесите всем по две бутылки «Золота Лапландии», — сказал Сеппяля.

— А мне не надо, — сказала одна из женщин.

— Всем, всем. Только так, — сказал Сеппяля.

— Так всем или не всем? — спросила официантка.

— Всем, всем. Обязательно, — подтвердил Сеппяля.

— Десять бутылок?

— Да. Или в вашем кабаке, чтобы заказать, требуется письменное заявление, скрепленное подписью? — съязвил Сеппяля.

Толстый зад официантки колыхался, когда она шла к стойке и кассе. Она быстро принесла пиво на большом деревянном подносе, поставила бутылки на стол, содрала с них крышечки и получила деньги. Сеппяля заплатил и потребовал настоящий счет. Официантка пошла к стойке писать его, затем принесла чек и сдачу. Мелочь Сеппяля сунул официантке в карман юбки, он запустил туда и всю руку и, погладив изнутри кармана низ ее живота, смотрел на нее в упор. Официантка выдернула его руку, не улыбнувшись, и пошла обратно к стойке ждать заказов.

— Лийза чуть было не испортила весь добрый заказ, замяукала, что ей не надо. Подруга твоя гораздо смекалистей, — сказал Сеппяля.

— Ну и пусть, — сказала женщина, которую звали Лийзой.

— Мы и без тебя выпьем все это пиво. А что не выпьем, то, конечно же, возьмем с собой, — сказал Сеппяля.

— Откупоренные бутылки?

— Унесем их в карманах, долго ли умеючи.

— Ты умеешь? — спросила другая женщина.

Я наливал пиво в высокий стакан по стенке, чтоб меньше пенилось, налил до края, сейчас, перед закрытием, пиво было теплым, но мягким и приятным на вкус. Я смотрел на Сеппяля и вспоминал, каким он был в армии, рассматривал сидящих за столом женщин и второго мужчину.

— Моя фамилия Пихлая, зовут Сеппо, — сказал этот мужчина и лениво поднял руку.

— Ильмари, а где ты теперь вкалываешь? — спросил Сеппяля.

— Работаю в типографии.

— Стоящее дело? То бишь денежное?

— На домашние расходы хватает.

Он спросил, женат ли я, и, когда услышал, что еще нет, стал предостерегать женщин, утверждая, что я всегда жил за счет баб и наверняка поступаю так и теперь, и в кабаке лишь охочусь за новыми жертвами, у которых можно было бы опустошить банковский счет.

— Ауэрваара и граф Линдгрен[7] в одном лице утверждал он.

— Не верьте вы ему, — сказал я.

— Еще бы. Он тут весь вечер врал, — сказала одна из женщин.

— Профессиональная привычка. Если занимаешься коммерцией, приучаешься так трепаться, что и вечером не можешь остановиться. Порой возникает желание сказать что-то разумное, но оно быстро проходит, — сказал Сеппяля.

— Кем же ты работаешь? — спросил я.

— Я торговый агент.

— Вот как.

— А вот Пихлая, он настоящий живописец. У него даже была персональная выставка, — сказал Сеппяля.

— Заборы он красит, этот живописец, — сказала одна из женщин.

— Умею и заборы красить, — заметил Пихлая.

Свет погас и снова зажегся, подавая сигнал, народу в кабаке становилось все меньше, гул разговоров стихал. Я выпил лишь одну бутылку и принялся за вторую. Пихлая хотел танцевать, он вытащил одну из женщин в проход между столами и извивался с ней в такт пению Сеппяля, но швейцар тут же подошел с запретом.

— Сунем бутылки в карман и смоемся, — распорядился Сеппяля.

— Мы пойдем по домам. Я, во всяком случае, — сказала одна из женщин.

— Все мы пойдем домой. Именно к тебе домой, — сказал Сеппяля.

— Ко мне вы уж точно не пойдете.

— Ну куда-нибудь мы все-таки отсюда пойдем. Суньте еще кто-нибудь бутылки по карманам. Ильмари, сунь во внутренний карман бутылку или даже две, — скомандовал Сеппяля.

— Я пойду отсюда только к себе в каморку, спать, — сказал я.

— Ты обязательно пойдешь с нами, потому что мы так долго не виделись, старые армейские приятели, герои Иханталы и Куутерсельги!

— У меня завтра рабочий день, — объяснил я.

— У всех рабочий день, — сказал он.

— У нас, но не у тебя, и теперь мы пойдем, — сказала одна из женщин.

— Мы пойдем все, — сказал Сеппяля.

— Только не с нами.

— В самом деле?

— Да, так и будет, — сказала женщина.

— Не надо мне, старому человеку, заливать. Я этому все равно не поверю. Возьмем машину и поедем хотя бы к вам, Сеппо. Верно? — сказал Сеппяля.

— А чего же, поехали, — сказал Пихлая.

— У него, девушки, такое роскошное ателье, ну прямо как у Пикассо, по стенам висят картины — и свои, и ворованные, и те, что он получил в подарок от своих коллег. Вам непременно следует это увидеть. Обязательно. Может быть, другого такого