Цена тишины - Ольга Устинова

«Оставайтесь, если хотите. Сейчас моя бабуля придет. Мы вам постелим на диванчике. Пускай они протрезвеют». Предложила нормальная девушка Рима, отчего я чуть не расплакался. Я поблагодарил и не отказался. Она пошла выносить посуду на кухню. Я смотрел ей вслед. И тут вдруг, на ее длинной белой юбке вспыхнул и погас черным пятном энергетический заряд. Меня парализовало от ужаса. Я не был уверен, но другого объяснения не было, что заряд этот был пущен в нее мною. Или теми, кто мной управлял на расстоянии.

Она замолчала, повременила и странно меня разглядывала, хмуря густые брови.

Только бы она не догадалась, что я невольно подверг ее опасности. Значит, вот почему всех удалили из дома. Меня начинили негативной энергией для пробного выстрела. Он никому не предназначался, если бы я не ушел из этой «чертовой» дыры. Я совершил ошибку. И поставил под удар безопасность очень хорошего человека.

Мне стало дурно. Бешено колотилось сердце. Озарение могло стоить мне сердечного приступа. Я дотащился до стула, потом до дивана, и прилег, а потом отключился. Я не слышал, как пришла бабуля, как Рима рассказывала ей кто я такой и почему здесь. Мне снились черти в аду с рожами героев Ганурита.

* * *

Утром я проснулся на диване под грохот чашек и кастрюлек на кухне, где орудовала Римина бабуля. Увидев меня, проснувшегося и выходящего из туалета, она прошамкала, что Рима ушла на работу и пригласила меня на чай с булочкой. Пока я пил, она поведала, что приходила соседка и жаловалась. Какая-то женщина ночью ломилась в дверь и требовала, пьяная, выдать беглеца. Ей пригрозили полицией. Тогда она улеглась у дверей на коврике и так и спала до утра. А потом исчезла. По описанию я понял, что меня искала Эллочка. Я не хотел соседям неприятностей и отправился «домой».

Больше всего меня беспокоило воспоминание о черном разряде, вспыхнувшем на подоле Риминой юбки. Неужели она ничего не заметила? Я помнил, что на какое-то мгновение она остановила свою речь, но почти сразу продолжила. Меньше всего я хотел Риме зла. Я начал догадываться почему из этой чертовой квартиры всех убрали. Что-то со мной было сотворено. Очень опасное для других.

* * *

Я вошел без стука, потому что дверь была не заперта. Наверно потому, что меня ждали. При моем появлении замер звук их общения за столом с этими несчастными бутылками. Наступила тишина. Все смотрели на Тригера, ожидая команды.

Тригер изучал меня какое-то время. Потом сказал с ехидцей: «Поздравляю». «С чем?» спросил я. «Слышь, ребята, он не знает». Ребята заржали. Звон стаканов и потребление пищи возобновилось. Тригер сменил спокойный тон на резкость: «А тебе и не надо знать. Твое дело подчиняться. Мы вчера ушли, чтобы посмотреть что ты будешь делать. Так что садись, завтракай. И ни о чем не думай. Тебе не положено. Думать за тебя умные люди будут. В отпуск тебе положено. Заслужил. Перенапрягать тебя никто не будет. Понятно?»

Я ничего не понял. Кроме того, что меня на какое-то время оставят в покое. И что они так и будут говорить загадками и командами. И что меня превращают в опасного робота. (Снова мысль о том, как хорошо умереть вовремя). Тригер поморщился. Я и забыл, что он все слышит. Каждую мою самую крохотную мыслишку.

Эллочка усадила меня за стол. Налила как полагается в стакан и нежно обняла за плечи: «Мы совершим паломничество в Вифлеем. Ты и я. Не правда ли, как здорово, милый? Я покажу тебе Святую Землю. Нашу маленькую израиловку».

Я спросил: «Это ты ночью ломилась к соседям? Пьяная как сапожник».

Она сказала зло: «Я. Мне было поручено разыскать тебя и вернуть сбежавшего раба в стойло. Но я ошиблась квартирой. Тригер рвет и мечет. Ты знаешь что ты натворил?»

«Нет», сказал я. И это была правда.

«Ну и не надо», мне показалось она сказала это с облегчением. «Тебе же лучше. Не думай ни о чем. Поверь мне. Выхода у тебя нет. Я – твоя единственная надежда. Полюби меня, милый. Откройся сердечком. Мы поженимся и поедем к тебе в Нью-Йорк. Все будет хорошо, вот увидишь».

Без меня меня женили. Я вдруг обозлился: «Я тебя ненавижу. Ты здесь подстилка для всех, а теперь тебе захотелось приобрести вес и достоинство».

По ее щеке поползла слезинка. Она захныкала: «Ты не знаешь, но я тебе помогаю. Я хочу, чтобы ты спасся. Давай спасемся, милый».

Я ничего из ее нытья не понял. Какая именно опасность мне угрожает. И каким-таким чудом она собирается меня спасать. Это маленькое фуфло. Она услышала мои мысли и приободрилась, почувствовав себя очень важной.

Я спросил: «Что это была за вспышка?»

Она картинно заморгала своими глупыми глазами: «Какая вспышка, милый?»

«Там, когда я был с Римой на кухне».

Она медленно процеживала слова мне в ответ: «Тебе опять что-то мерещится? Ты уже начал галлюцинировать? Какие-то вспышки. Скажи еще молнии».

Я понял, что она села на своего конька. Как все они со мной. И так и будет морочить мне голову. Я зашел в тупик.

«Ты болен, милый», сообщила она мне убежденно. «Тебе нужен отдых. Решено. С утра уходим в паломничество».

Я почувствовал всю безнадюгу разговора с ними на равных. И велел ей принести мне водки.

* * *

Мы шли по дорогам между холмами с террасами-виноградниками, спускавшимися к нам. Как она находила правильный путь – не знаю. Но ей явно было не в первой. Она трещала, не умолкая: «Вот здесь мы пойдем, когда придет час», и махала ручкой в даль.

Я не расспрашивал что за «час». Все равно наврет. Отвращение к ней усиливалось. После вчерашней водки у меня болела голова, и я молчал. Безвыходность ситуации – это все, что я понимал. Меня заперли в ловушку и теперь я должен был всему подчиняться.

Я не подчинялся. Я сделал вид, что я в общении, и ждал Своего часа.

* * *

Теперь мы вышли из холмов и пошли по длинной прямой дороге. Потрескавшаяся с двух сторон дороги пустая почва – пустыня. Это все что было вокруг. Солнце припекало все сильнее. В голове стучал вопрос, повторяемый кем-то, бесстрастно, с одинаковыми промежутками: «Кто ты такой сегодня?» В ответ я выпалил раздраженно: «Катапилла».

Короткое молчание, и затем снова вопрос: «Кто ты