Вы – несчастная любовь фюрера - Жан-Ноэль Оренго

То, что Геринг сделал в области костюма – все эти униформы, перегруженные мехом горностая, пластронами, медалями, – Шпеер делает в архитектуре – весь это избыток знамен, колонн, прожекторов. А то, что нелепо на уровне отдельного человека – Геринг с его костюмами, – настолько же нелепо на коллективном уровне, но в этом случае образы более абстрактны, более зрелищны, более опасны. Шпееру это хорошо известно. Отец Шпеера тоже это знает и приходит в отчаяние. И пожилой учитель Шпеера Тессенов, который это понимает, однажды говорит ему: «Неужели вы считаете, что создаете долговечное произведение? Оно производит впечатление, но не более того».

Шпееру это тоже известно, как и членам ближнего круга: он производит великолепие и парадность, намного превосходящие любую архитектурную необходимость. Он политик. Потенциальный Геринг.

21

Женщина – актриса, режиссер – протягивает ему старую журнальную вырезку, датированную 1931 годом. С тех пор прошло всего три года, но мир стал другим. Это рецензия на реконструкцию Дома партии, выполненную тогда молодым архитектором. Женщина уточняет, что в 1931 году не знала его, но не могла не вырезать фото.

В ответ на вопрос молодого архитектора, она объясняет, что с таким лицом он однажды, возможно, сыграет роль…

И уточняет:

– В одном из моих фильмов, естественно.

Свидетель этой сцены мог бы принять ее за классическую попытку соблазнения. Молодой архитектор польщен: на его физиономию обратила внимание привлекательная актриса, ставшая режиссером. Только что его назвали красавцем.

Режиссера зовут Лени Рифеншталь. Она снимала съезд партии в Нюрнберге, декорации для которого создал Шпеер. То есть она выполнила постановку постановки. В стиле авангарда, которого там никто не ждал. Падение в пропасть – в прямом и переносном смысле.

Некоторые иностранные наблюдатели уверены: новую Германию, погруженную в мрак политики, обслуживают два талантливых художника. Лени Рифеншталь и Альберт Шпеер. Они молоды, красивы, одарены, и фюрер любит их. Однако их и фюрера окружает двор уродливых и посредственных кретинов. В частности Геббельс, падкий до актрис и попытавшийся изнасиловать Рифеншталь. Или Мартин Борман, пристающий к хорошеньким секретаршам канцелярии и стремящийся помешать восхождению Шпеера, продвигая в окружение фюрера других архитекторов и множа административные препоны проектам Шпеера, что постоянно удручает последнего.

Они молоды, красивы, талантливы и могли бы сблизиться. Могли бы начать флиртовать. Могли бы завести любовную связь. Она бы согласилась. Она даже продемонстрировала доказательство своего отношения к нему. Они могли бы утешить друг друга, чтобы не переживать из-за попыток насилия и притеснений. Могли бы оказывать друг другу взаимную помощь в искусстве, вдохновлять друг друга. Конечно, соперничество наверняка бы возникло. Любовную связь двух артистов исподволь разлагают зависть и конкуренция. Гниют изнутри даже любовные отношения между художниками и власть имущими – из-за амбиций первых и паранойи вторых, одолеваемых вечно тлеющими сомнениями в истинной сути этой любви профессионалов. Любят ли кого-нибудь строго по влюбленности? Любят ли кого-нибудь, как в кино, в некоторых фильмах, которые так хорошо знакомы режиссеру и которые фюрер и его ближний круг с увлечением смотрят по ночам, после ужина, нагруженного повторяющимися разговорами об одном и том же? Действительно ли фюрер любим Германией? Немцы, похоже, любят его. И сам он заявляет, что любит только Германию.

В любом случае молодые режиссер и архитектор наверняка бы поняли друг друга, ведь они обладают культурой, превосходящей жалкую грубость окружения вождя. Они даже ценят новых художников, которых вождь не одобряет.

Они могли бы беседовать все более свободно. Могли бы в конце концов осознать, что происходит. Все понять и задуматься о бегстве. Могли бы сбежать, как некоторые артисты, известные им, особенно ей, у кого знакомых среди эмигрантов гораздо больше, чем у него.

Это стало бы примером немецкого романтизма, окрашенного Голливудом.

Сценарием, логично следующим за шагом режиссера, когда она протянула архитектору его фото, вырезанное из какого-то старого журнала. Их встреча состоялась на пике их успеха в декорациях странных, нездоровых и именно поэтому полных соблазна. Встреча в полицейских, военных и барочных декорациях Третьего рейха, которые они сами возвели, превзойдя ожидания своего мецената Адольфа Гитлера – с колоннами из камня и света, развешанными повсюду баннерами, проездами камеры, съемками сверху и с нижней точки, с контрастами, перспективами, острым монтажом. Их отношения становились бы все более прочными на фоне этих декораций и в компании сильных мира сего, под воздействием попыток изнасилования и притеснений, которые им приходится терпеть, несмотря на успехи, и благодаря пониманию уязвимости своего положения. Они могли бы вести тайные разговоры после занятий любовью в чьей-нибудь чужой квартире, поскольку все комнаты в гостиницах рейха, в отеле «Адлон» например, стоят на прослушке. У них могли бы идти увлеченные разговоры об искусстве и политике. Это были бы сцены страстной любви, потому что они молоды, красивы, любимы фюрером. В этих беседах на подушке они бы говорили о тех мужчинах и женщинах, которые уже эмигрировали, о художниках, которых знают и чьей работой восхищаются, об уехавших и остающихся. Они могли бы многое осознать, и их бегство было бы…

Вполне логичные сценарные ходы, вытекающие из жеста режиссера навстречу архитектору, который почувствовал себя польщенным.

22

Однако они об этом даже не думают.

Или у них все же мелькали мысли о бегстве из рейха, но они ничего не сказали друг другу, пребывая в одиночестве официальных художников?

Они знают многих артистов, особенно она, Лени Рифеншталь. Она лично знакома с обитателями мира кино, у нее есть друзья евреи и любовники евреи, сексуальные молодые евреи операторы, евреи продюсеры – постарше, элегантные и стройные. Она ничего не имеет против мужчин, ей нравится снимать молодых и красивых солдат, атлетов, а ближайшее окружение фюрера состоит из уродливых мужланов, ведущих нездоровый образ жизни, полную противоположность культу тела и спорта, который она наблюдает у молодых из гитлерюгенда и СС, когда они проходят маршем в коротких брюках или надевают купальные костюмы, чтобы бросить вызов холодным водам романтических озер и рек Германии. Не считая нескольких ординарцев, только двадцатидевятилетний Шпеер не мужлан и не урод.

Уехали некоторые ее друзья и поклонники евреи. Германию покинул Гарри Сокал, еврей, ее любовник и продюсер. Она попыталась уговорить его прочитать «Майн кампф», бестселлер вождя, а он в ответ своей талантливой, честолюбивой и глупой молодой любовнице, немке арийского происхождения, пожал плечами. Он отбыл куда-то, наверняка во Францию, но она ничего об этом не знает и больше о нем не думает. Даже ее соперница и