Звуки, которые нас окликают - Ольга Владимировна Харитонова

очень полюбили, а она полюбила нас, писателей, всегда интересовалась, как проходят наши семинары и как мы находим их маленький город. Иногда, забирая со стола наши пустые тарелки, она вступала с нами в интересные диалоги, типа:

— Как вам обед?

— Спасибо, хорошо.

— А что же вы булочку-то не доели?

— Да как-то уже некуда булочку-то…

— Ну, что ж вы так…

И я вспомнила об этой официантке вчера, когда пила кофе в небольшой забегаловке на остановке. Там продавщица с той же самой интонацией общалась с покупателем:

— Что будем кушать?

— Кофе и одну слойку, пожалуйста.

— Всего одну слоечку?

— Да, пожалуйста.

— Ну как это так, а не мало одной-то? Что же вы это…

Это шутка, желание продать чуть больше, но интонация обманывает нас.

Бедные мы, как мало нам надо…

Иногда думаю, почему меня так трогают нежные случайные слова?

В семье у нас подобное как-то не принято. Мама только недавно в телефонных разговорах со мной и братом стала добавлять в конце «целую тебя» или «люблю, целую». У неё вдруг появилась какая-то вселенская потребность в нежности, я думаю… Не в той, любовной, партнёрской, а какой-то свыше и вне.

И у меня она есть, эта потребность. В ней всё дело.

Рисуй карандашом, солнышко, рисуй так.

Не всем же быть живописцами за бокалом вина, кому-то нужно быть графиками.

Хочешь, я тебя обниму?

***

Маме моей подруги за шестьдесят. Она недавно пожаловалась на недомогание, подруга по симптомам определила простую изжогу и протянула маме лекарство. Та паниковала, не понимала, что с ней, — оказалось, что прежде с ней изжоги не приключалось.⠀⠀

Это повергло в шок подругу, а затем, после её рассказа, меня. ⠀⠀

Первая изжога в шестьдесят?⠀⠀

Неудивительно, что родители зачастую не верят болячкам молодых. Да что у вас может болеть, говорят. А тут всё просто — выходит, половины наших недомоганий с ними ещё не случалось!⠀⠀

Э-хе-хе…⠀⠀

Я боюсь, что меня в шестьдесят будет ничем уже не удивить.⠀

Изжога? Давно дружим. Головная боль? Мне помогает ибупрофен и мокрое полотенце, попробуйте. Сердечко шалит? Да это нормально!

Только бы одиночества ихнего, старческого не словить…

ПОЙМАТЬ ФИНАЛЬНУЮ ТОЧКУ

Зря говорят, что интернет зло и бесполезная вещь.

Я, возжелав сделать интересное фото для инстаграмма, совершила добро и попала в переплёт.

Шла по улице. Обычный двор спального старого района: в палисаднике пышная сирень, в сирени, наклонившись, что-то ищет старушка.

Увиделось мне совпадение цвета куртки старушки и сирени на дальнем плане. Иду, налаживаю ракурс. И тут понеслось…

«Девушка, помогите поймать кошку», — звучит стартовый выстрел.

Я соглашаюсь помочь, ныряю в сирень.

Кошка оказалась знатным трололо: она не боялась ни людей, ни улицы, никакой конкретной цели побега не имела и просто получала удовольствие от погони.

Во время коротких перебежек (цепочкой «кошка-я-бабуля») животное успевало погрызть травку, станцевать на песке всем телом и поорать из-под машин (на кошачьем — «Фигушки!»).

Ловить нужно было по-любому.

«Без сильного финала эта история не сможет лечь в основу текста», — думалось мне.

Когда я вляпываюсь в такие истории, я осознаю их конечность, композиционная финальная точка мною заранее чувствуется — это всё писательство, будь оно ладно всегда. Иначе зачем все это, верно?

Кошка обманута. Кошка настигнута. Кошка схвачена. (Ибо ты трололо, но я трололее.)

Бабуля во время передачи животного из рук в руки успела сообщить мне, что живёт одна и гоняется за тварью божьей уже давно. И ещё сказала, что будет до конца жизни помнить меня.

Эта фраза такая душевная, правда? Хоть и не правдивая.

А может, ей недолго осталось — тогда всё честно.

Но пусть лучше живёт подольше, и пусть забывает на здоровье.

И кошка пусть оценит домашний уют и никуда не бежит.

ДОМ, КОТОРОГО НЕТ

Пространство вытягивает нас из нор. Чем дольше не выходишь из дома, тем сильнее будет его рывок — за шкирку тебя и наружу.

Две отчаянные девушки, мои приятельницы, махнули из Москвы ко мне в Омск автостопом. Несколько бессонных ночей, подаренная дальнобойщику за помощь бутылка водки, звонки с чужих телефонов — этот путь Наташи и Лизы завершился поздним осенним вечером, я встретила их на своей остановке и накормила горячим ужином.

После ужина Лиза включила, наконец, телефон. Аппарат высветил кучу пропущенных, а затем сразу же зазвонил. Оказалось, что Лизу, несовершеннолетнюю эту Лизу, домашние объявили в розыск. Милиция обещала приехать и засвидетельствовать, что её не удерживают в моей квартире силой.

Пространство уже потянулось ко мне тогда через телефонный динамик.

Приехала милиция. Пространство задышало в домофон, пригласило, попросило вниз. Лиза спустилась к подъезду, в сентябрьскую вечернюю морось. Она набросила мою куртку и схватила мои ключи (чтобы вернуться тихо-тихо). А потом пропала. Вместе с ключами и курткой.

И до утра мы с Наташей размышляли, почему вечер и морось не вернули нам Лизу. А утром отправились на поиски.

Здравствуйте, какой у вас участок, куда приехать?

Здравствуйте, у вас тут девушка такая маленькая, где?

Здравствуйте, как это, не у вас уже? А где искать?

Мы планировали с Наташей и Лизой гулять по городу. А вышли вот такие скитания, тревожные перебежки, переезды, пережидания дождя под крышами — сначала седьмого милицейского участка на улице Северной, затем Центра временной изоляции несовершеннолетних (Лизы не было и там), а потом…

Пространство засмеялось и потащило дальше, потянуло и пешком, и проездом на самый край города. Нам с Наташей было страшно, но мы знали — Лизе, где-то там, страшнее.

В вашем городе есть дома, в которых вы никогда не были. Там ни кафе, ни больниц, ни банков, разумеется, там не живут ваши знакомые, и, конечно же, в них не живете вы. Вы всегда проходите мимо таких домов. Сотни раз проходите мимо этих домов. И таких домов для вас словно нет. Вспомните, к примеру, сколько зданий стоит справа от вашего любимого театра? Какого они цвета? А, вы и в театр не ходите…

Сколько тогда этажей в домах между остановками «ТЦ Омский» и «Госпиталь»? То-то.

Если они не нужны, то их нет.

Пока мы не нужны, нас нет.

Мы ехали с Наташей по полупустому городу на такси, и я иногда выхватывала из пространства что-то знакомое: «смотри, тут я работала, на шестом этаже», «вот моя школа». А между всем этим висела несчитанная бесцветная пустота.

Для меня прежде не существовало района города под именем «Старый Кировск», для меня не было никакой девятой больницы. А