Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

ни в какое сравнение с усовершенствованными повозками окрестных аристократов. Мистер Хорнер мечтал бы заказать наконец для миледи новую карету. Под стать экипажам были и лошади, уже выслужившие свой срок, а между тем лучшие жеребцы из конюшни миледи продавались за наличные. Ну и так далее. Милорд, ее сын, возглавлял посольство в какой-то иностранной державе, и мы все гордились его блестящими успехами, однако высокое положение предполагает большие расходы, и миледи скорее согласилась бы сесть на хлеб и воду, чем просить сына помочь ей выкупить поместье из заклада, притом что это было бы только в его интересах.

Я замечала, что со своим верным и неизменно почтительным управляющим миледи говорила иногда строже, чем с другими, угадывая, вероятно, его молчаливое несогласие с распределением доходов от родового имения Хэнбери – слишком дорого, на его взгляд, обходилось ей поддержание земель и статуса графа Ладлоу.

Покойный лорд, супруг миледи, был моряк и любил жить широко, как многие моряки, если верить слухам (сама я моря даже близко не видала), однако же и о выгоде своей не забывал. Так или нет, теперь не важно, – миледи любила его и чтила его память, всегда с теплотой отзываясь о муже, которого, без сомнения, высоко ставила.

Мистер Хорнер, родившийся в имении Хэнбери, поначалу служил стряпчим у одного поверенного в Бирмингеме и за несколько лет городской жизни многое понял в современном устройстве общества. И хотя все свои знания он употреблял исключительно на благо миледи, она инстинктивно противилась любым новым веяниям, а в некоторых сентенциях управляющего ей чудился отвратительный привкус торгашества и корысти. Думаю, она охотно вернулась бы к первобытной системе хозяйствования без всякого участия денег – жила бы тем, что производится на ее земле, а излишки продукции обменивала бы на другие необходимые вещи.

По выражению миледи, мистер Хорнер заразился новомодными воззрениями (нынче их, правда, сочли бы безнадежно устаревшими). Так или иначе, некоторые идеи мистера Грея произвели на ум мистера Хорнера действие, сравнимое с действием искр, упавших на паклю, несмотря на то что упомянутые джентльмены в своих рассуждениях двигались, так сказать, из разных отправных точек. Мистер Хорнер хотел, чтобы каждый живущий на этом свете был человеком полезным и деятельным и чтобы как можно больше полезной деятельности способствовало процветанию земель и рода Хэнбери. Вот почему он подхватил модный призыв к образованию.

Мистера Грея не слишком заботило (заботило слишком мало, по мнению мистера Хорнера), как обстоят дела на этом свете и какое положение тот или иной человек или семейство занимает в нашем земном мире; он желал приуготовить каждого к миру грядущему, для чего необходимо понять и принять определенные доктрины веры, а значит, человек должен хоть что-то знать об этих доктринах. Вот почему мистер Грей ратовал за образование. Мистер Хорнер всегда с волнением ждал от ребенка ответа на следующий вопрос из катехизиса: «В чем заключается твой долг перед твоим ближним?»[43] Тогда как мистер Грей больше всего хотел бы услышать прочувствованный ответ на вопрос: «Что такое внутренняя и духовная благодать?»[44] А леди Ладлоу, проверяя по воскресеньям наше знание катехизиса, особенно низко склоняла голову, когда звучал ответ на вопрос: «В чем заключается твой долг перед Богом?»[45] В ту пору, о которой я вам рассказываю, вопросы мистера Хорнера и мистера Грея чаще всего оставались без ответа.

Тогда в Хэнбери еще не было воскресной школы, и мистер Грей страстно желал исправить этот недостаток. Мистер Хорнер смотрел дальше: он надеялся, что в недалеком будущем здесь откроют полноценную общеобразовательную школу, которая готовила бы толковых работников для пользы имения. Миледи и слышать не хотела ни о какой школе; в ее присутствии даже отчаянный смельчак не посмел бы обмолвиться о подобных планах.

И мистер Хорнер решил тайком научить какого-нибудь способного, смышленого мальчика чтению и письму, чтобы со временем воспитать себе помощника. Из всех деревенских мальчишек самым подходящим для этой цели показался ему сын Джоба Грегсона, хотя из всех он был самый грязный и оборванный. Однако именно на него пал выбор мистера Хорнера. О затее своего управляющего миледи не ведала ни сном ни духом (она никогда не слушала сплетен, да и как бы она их услышала, если никто не смел первым заговорить с нею и только ждал ее вопросов), пока не случилось одно происшествие, о котором я вам сейчас и поведаю.

Глава четвертая

Итак, миледи не подозревала о взглядах мистера Хорнера на образование как способ превратить людей в полезных членов общества и еще меньше – о воплощении его взглядов на практике через избрание Гарри Грегсона своим учеником и протеже; скорее всего, до упомянутого выше досадного происшествия она понятия не имела о существовании Гарри. Теперь расскажу по порядку, как было дело.

В приемной, служившей своего рода конторой, где миледи вела деловые разговоры с управляющим и арендаторами, все стены были уставлены полками. Я сознательно не называю их книжными, хотя на них размещалось множество книг – по большей части рукописных, с разными записями, касавшимися владений Хэнбери. Книг в полном смысле слова было совсем немного: один-два словаря, географические справочники, руководства по управлению имениями – все очень давнего года издания. (Помню, что видела там словарь Бейли[46]; у миледи, в ее комнате, имелся также огромный словарь Джонсона, но, если мнения лексикографов расходились, она чаще отдавала предпочтение Бейли.)

В этой приемной обычно сидел лакей, готовый тотчас исполнить распоряжение миледи. Ее светлость твердо держалась старинных обычаев и любые «звонки», кроме своего ручного колокольчика, считала никчемным изобретением; прислуга должна была находиться поблизости, чтобы всегда слышать ее серебряный колокольчик – или серебряный звук ее голоса. Но не думайте, будто должность лакея была синекурой. Ему полагалось следить за вторым, задним, входом в дом, который в усадьбе попроще назывался бы черным ходом. А так как парадным крыльцом пользовалась только миледи и те из ее соседей по графству, кого она сама удостаивала визитами – ближайшие жили миль за восемь по скверной дороге, – большинство посетителей стучались в тяжелую дверь с коваными гвоздями, которая вела в дом с террасы; стучались не для того, чтобы им открыли (по приказу миледи дверь держали открытой и летом, и зимой, когда в прихожую наметало кучи снега), а для того, чтобы вышедшему на стук лакею передать свое сообщение или просьбу увидеть миледи. Помнится, мистер Грей долго не мог понять, что парадную дверь отворяют только по особым