Туманный урок - Ила Сафа

– Ты что, совсем охренела?! При чём тут моя семья? При чём тут моя сестра? Не трогай мою семью! – крик зазвенел на весь кабинет.

Я стремительно летела по конфликтной лестнице в пропасть, в направлении тотальной войны.

– Я просто сказала, что вы внешне похожи, – оправдывалась я.

– Да, но с какой интонацией! Ты бы видела своё лицо при этом! Думаешь, не понятно, что ты имела в виду?

Я перестала что-либо понимать. Лицо Кейтлин раскраснелось, руки тряслись, на глазах выступили слёзы.

– Это недопустимо! Вы не имеете права так разговаривать с нами! – подхватила Дженнифер.

– Да, что вы такое говорите! – ещё один защитник слабых и униженных, сидевший рядом с Кейтлин, решил выступить.

– А если я начну про твою семью говорить? Тебе понравится? Я такое наговорю – ты рыдать тут в три ручья будешь! Дом твой подожгу! – со злостью кричала мне в лицо Кейтлин.

Я никак не могла понять, что происходит. «Чем так оскорбили мои слова? Да что такого я сказала?»

В любом случае хотелось срочно деэскалировать ситуацию.

– Прошу прощения, если я чем-то тебя обидела. Ничего такого не имела в виду. – Внутри у меня всё заледенело.

Я пошла на место учителя. Ноги подкашивались. Села на стул, но сесть оказалось недостаточным. Тело отказывалось поддерживать верхнюю часть. Упираясь локтями в поверхность стола, я обхватила голову руками так, словно пыталась укрыться от внешнего мира. Перед глазами всё поплыло, ничего больше не слышала. Внутри тисками сжало каждый орган. Мысли и восприятие образов становились сквозными и неясными. Разум переполнился впечатлениями от криков настолько, что сфокусироваться на чём бы то ни было не получалось. Полная дезориентация во времени и пространстве накрыла с головой, и казалось, туман не рассеется никогда. На какое-то время я застыла под невидимой пеленой, потом отчаянно захотелось исчезнуть, вырваться, снова увидеть направление, почувствовать ясность. Но бежать было некуда. Я посмотрела на часы. До конца урока оставалось тридцать минут. Целая вечность…

Остаток урока прошёл в каком-то странном режиме. Большинство учеников погрузились в задания. Некоторые делали вид, что заняты. Было тихо. Когда стрелка часов доползла до пятнадцати тридцати, я объявила, что урок окончен.

Опустевший кабинет не давал ощущения, что всё позади. Физические тела покинули его стены, а сгусток негативной энергии всё так же заполнял каждый квадратный миллиметр. Я торопилась покинуть класс. Закрыв дверь, я двигалась бездумно, механически. Отдалялась от места моего распятия, но облегчение не наступало. Злобные духи следовали за мной, обнимая за плечи. Этот «шарф» душил, пока я шла к фрау Харт. Рассказала ей об инциденте. В ответ – новый шок. Выяснилось, что Кейтлин психически больна. Её состояние то улучшалось, то ухудшалось. Последние четыре недели она провела в больнице для пациентов с душевными расстройствами после очередного приступа. Подробности не раскрывались, но даже этой информации хватило бы, чтобы быть готовой к сюрпризам. Меня же никто не предупредил…

Последствия того урока были такими же горькими, как и он сам. Фрау Харт устроила скандал из-за неуважительного тона девятого «ВМ» в лице двух учениц по отношению ко мне. В жёсткой форме отчитала весь класс в присутствии фрау Вайзель. Предоставила директору отчёт о произошедшем и высказала своё фи по поводу того, что ученица, тон которой ставит под сомнение её моральные принципы, носит почётный титул старосты школы. Ни фрау Вайзель, ни директор ничего внятного на претензию возразить не смогли. Мол, надо учитывать психические особенности ученицы, а старосту выбрала вся школа: «У нас демократия!» После эмоционального выступления на имейл фрау Харт пришло письмо от мамы Кейтлин. Та, не стесняясь в выражениях и не обращая внимания на грамматику и правила построения немецкого предложения, написала всё, что думает о низком качестве квалитренинга и обо мне как о преподавателе. Ситуация накалилась. Я упрашивала освободить меня от участи вести занятия и даже написала заявление по собственному желанию, но фрау Харт клятвенно пообещала, что такого больше не повторится. Она вызвалась сопровождать меня каждый урок, чтобы не позволить никому даже косо взглянуть в мою сторону. Оказывается, за мной надо было приглядывать, чтобы не обидели. Вариант с бебиситтером меня вообще не устраивал. Я согласилась остаться при условии, если старшеклассникам дадут право самим решать, ходить на занятия или нет. Причём не только классу, который довёл меня до заявления по собственному, а всем. Таким образом, заложники квалитренинга получили карт-бланш. Кто соглашался, тот подписывался на осознанную подготовку к экзаменам по моим правилам. Остались все, кроме девятого «ВМ». Лишь два смельчака выразили желание продолжать посещать тренинг, их прикрепили к другой группе. Так две «звезды» утащили на своё дно всех одноклассников. Видимо, звёзды они были морские.

Фрау Харт предложила сразу перейти на ты. В Германии быстро устанавливаются неформальные отношения. Конечно, в профессиональной среде, общаясь с незнакомыми людьми, к ним обычно обращаются на вы. Но если в России эта форма считается не только официальной, но и в первую очередь уважительной, то в Германии скорее формальной. Тыканье не считается бескультурьем или оскорблением. При этом разница в возрасте роли не играет. Подружки моих шестилетних дочек мне тыкали, и это было нормально. Я так общалась со своей восьмидесятилетней соседкой. В рабочих коллективах тоже часто обходились без формальностей. Поэтому фрау Харт с первого дня знакомства стала для меня просто Ингрид. Но в отношениях учитель – ученик сохранялась дистанция, и обращение на вы не обсуждалось.

Ингрид была маленького роста. Иногда её трудно было отыскать глазами среди множества детей. Спортивная фигура демонстрировала уверенность в себе и преданность здоровому образу жизни. Это была энергичная и решительная женщина. Железный характер этой пробивной и динамичной персоны делал её великолепным лидером. Она умела принимать сложные решения и грамотно руководила коллективом, обладала ясным видением целей и мастерски мотивировала других к их достижению. Почему-то у меня возник образ жёлтого, как здание продлёнки, чемоданчика на колёсиках. Несмотря на компактные размеры, он, как и Ингрид, обладал непревзойдённой мобильностью и эффективностью.

Несмотря на строгость, директриса чутко относилась к своим сотрудникам и школьникам. Она готова была выслушать их и помочь решить любые вопросы. Проблема заключалась лишь в том, чтобы застать её в кабинете в рабочее время. Фигаро была то здесь, то там.

Своих детей у Ингрид не было. В мой первый день на продлёнке она спросила, сколько мне лет. Подсчитав что-то в уме,