Том 3. Чевенгур. Котлован - Андрей Платонович Платонов

Внутри сарая спали на спине… – Символическая картина спящих, «как трупы» рабочих впервые возникает в рассказе 1921 года «В звездной пустыне»: «Сейчас, в эту минуту, по всем слободам, окружающим город, на полу. На нарах, по сенцам спят грязные, замученные, голодные люди… Днем они шевелятся у станков и моторов. Ночью спят. Без снов и почти без дыхания, со смертной усталостью. Они, спящие, сейчас, как трупы… недовольны миром…» (В звездной пустыне).

Сон – это знак бессилия человека перед «миром, душащим тело усталостью». «В звездной пустыне».

В повести «Джан» сказано: «…здесь живых нет, есть не умершие, доживающие свое время во сне» (Платонов. Избранные, т. 1. с. 469).

…каждый существовал без всякого излишка жизни… – У Платонова «излишек жизни» – синоним души. Инженер Прушевский уверен: «…чтобы не напрасно строились стены его зодчества: дом должен быть населен людьми, а люди наполнены той излишней теплотой жизни, которая названа однажды душой». Образ человека, «из которого вынута… душа» возникает в повести «Впрок». О нем сказано, что он «…походил на полевого паука, из которого вынута индивидуальная, хищная душа, когда это ветхое животное несется сквозь пространство лишь ветром, а не волей жизни» (Впрок, с. 273).

В «Высоком напряжении» инженер Мешков говорит о себе: «Я весь уже легкий, скучный, как усталое насекомое, которое несется ветром в старую осень…»

Автобиографичность образа существа, «из которого вынута <…> душа» подтверждается признаниями Платонова, которые зафиксировал старший оперативный уполномоченный – осведомитель НКВД в Донесении, направленном в секретно-политическое управление НКВД 15 февраля 1943 года: «<…> Сейчас он, – Платонов, вообще в ужасном состоянии. Недавно умер его сын от туберкулеза. Сын его выслан и потом возвращен. Болезнь эту, как мне сказал Платонов, он приобрел в лагерях и в тюрьме. Платонов очень болезненно переживает смерть своего единственного сына.

Я чувствую себя совершенно пустым человеком, физически пустым – сказал мне Платонов, – вот есть такие летние жуки. Они летают и даже не жужжат. Потому что они пустые насквозь. Смерть сына открыла мне глаза на мою жизнь. Что она теперь моя жизнь? Для чего и кого мне жить. Советская власть отняла у меня сына – советская власть упорно хотела многие годы отнять у меня и звание писателя. Но моего творчества никто у меня не отнимет. Они и теперь-то печатают меня, скрипя зубами <…>». (Документы ОГПУ, с. 869).

В «Котловане» есть описание мужиков, опустошенных после насильственного изъятия имущества: «Колхозные мужики были светлы лицом, как вымытые, им стало теперь ничего не жалко, безвестно и прохладно в душевной пустоте». В записях 1930 года к «Котловану» Платонов пометил: «…отняв имущество, опустошили душу» (Записные книжки, с. 36).

«В моих произведениях люди движутся таким образом, как будто они умерщвлены капитализмом. Это все происходило оттого, что как будто буржуазия накануне революции довела некоторых рабочих до такого состояния, как будто из них вынуто самое живое – революционное сознание… Между тем действительность была обратная. Понятно, что, изображая рабочих как мертвых фигур, движущихся стихийно, я совершал самое резкое извращение действительности, до какого только можно додуматься, доработаться», – говорил Платонов на вечере 1 февраля 1932 года, объясняя причины «мертвенности» персонажей «Котлована» (Стенограмма, с. 101).

Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза… – Образ часов у Платонова связан с идеей остановки времени и начала вечности, когда время уже будет не властно над жизнью человека. Платонов в начале 20-х годов верил, что новый человек «создаст великую цивилизацию… вечность превратит в силу и переживет и землю и само время» («Рассказ о многих интересных вещах»).

Веря в наступление апокалипсиса, герой рассказа Платонова «Глиняный дом в уездном саду» Яков Саввич (1936) изобретает «…часы вечного хода, идущие без завода и остановки вплоть до конца света и второго пришествия…» (Платонов. Избранные. Т. 2. с. 33).

Мастеровые сели в ряд… – То же описание мастеровых дано в «бедняцкой хронике» «Впрок»: «Затем мастеровые сели ужинать; их было семь человек, и все они слегка походили друг на друга. Стол находился под кущей закоптевшего единственного дерева <…>; над столом, подвешенная к дереву, горела чугунная люстра из десяти пятисвечных электрических лампочек <…>

После сытного ужина, рассчитанного на утоление мощных туловищ степных мастеровых, состоялось чтение газеты вслух» (Впрок, с. 293). Но в «Котловане» картина приобретает иной характер: в «бедняцкой хронике» изображены мощные люди, осмысленно воспринимающие новости из газеты. В «Котловане» мастеровые – физически изможденные и лишенные способности осознавать происходящее. Картина, созданная в повести «Впрок», проникнута атмосферой реализованной утопии, а в «Котловане» – воссоздана жестокая реальность.

– Мало рук… это измор, а не работа. – В записях 1929–1930 годов писатель отметил: «Ручная работа. Она невозможна. Испробована и прекращена» (Записные книжки, с. 24). В записях, относящихся ко времени поездки писателя летом 1930 года по районам Средней Волги и Уральской области, Платонов фиксирует: «Катастрофа: нет рабсилы. Должно быть в течение ближайшей недели: 100 человек, плотников и каменщиков достаточно» (Записные книжки, с. 50). Связь этой записи с текстом повести отчасти подтверждается фразой: «Биржа обещала прислать пятьдесят человек, а я просил сто…».

Уже тысячи былинок… он уничтожил навсегда… – ради сооружения «общепролетарского дома» уничтожается живая природа: люди приходят «сечь травяные рощи, росшие здесь спокон века» (с. 420). Козлов «рубил топором обнажившийся известняк», «уничтожал камень» (с. 427); Чиклин «ломал вековой грунт» (с. 423).

Насилие над природой проектировалось в пролеткультовской утопии: «Тяжела, нелегка эта башня земле. Лапы давят, прессуют земные пласты. И порою как будто вздыхает сжатая башней земля» (Гастев, с. 121).

Платонов воспринимал почву как живую материю, разделяя идеи Докучаева (Ласунский О. Литературные раскопки. Воронеж, 1972, с. 201–240).

Мысль об ответственности человека за вмешательство в ход «природно-исторического» процесса перекликается также с идеями В. И. Вернадского, высказанными им в книге: Вернадский В. И. Биосфера. Т. 1–2. М., 1926.

Платонов посвятил статью популяризатору науки Л. Гумилевскому, который написал книгу о Вернадском. Он многие годы общался с Гумилевским, очевидно разделяя его интерес к идеям Вернадского.

В статье «О первой социалистической трагедии» Платонов пишет о природе: «Она не велика и не обильна <…> Точнее говоря – она так жестко устроена, что свое обилие и величие не отдавала еще никому. Это и хорошо, иначе – в историчном времени – всю природу давно бы разворовали, растратили, проели <…> в самые немногие века мир