Помоги мне умереть - Наталия Лирон

– Здравствуйте, говорите.

– Иван Владиславович? Это Марина (она постеснялась назвать отчество), мама Егора Клеверова, которого выписали три дня назад. Вы дали мне свою визитку и сказали, что если…

– Что-то случилось?

Где-то там, «за кадром», слышался смех и чужие голоса.

– Вы извините, если я не вовремя. – Она подумала, что сегодня выходной и её звонок может оказаться некстати.

– С-сейчас, – через небольшую паузу наступила относительная тишина, – да, Марина?

Она начала говорить…

– Да, я помню, относительно старшего сына, всё в силе. Я вам перешлю номер телефона старшей медсестры отделения, где лежал Егор, её зовут Лидия Васильевна, она это ус…

Снова послышались громкие голоса и смех.

– Не дают мне спокойно поговорить, сейчас… Эй, народ, я выйду на минуту, – снова стало тихо, и он поднёс трубку к уху, – у нас тут как раз Семён в гостях. Празднуем день рождения его супруги.

«Супруги? – Что-то неприятно царапнуло внутри. – И кольца не было».

Но она мысленно вернулась в разговор.

– Да, так вот, обратитесь к Лидии Васильевне, – продолжил Овербах, – скажите, что от меня, и она всё устроит. Сначала МРТ, потом с результатами ко мне на приём. Посмотрим, в чём там дело.

– Спасибо вам огромное, доктор, как я всё-таки могу вас отблагодарить?

– Бросьте, даже не думайте, – и дальше почти скороговоркой, – всего доброго, Марина, мне пора. Жду вас с сыном на приём.

В трубке коротко загудело.

«Хм… женат». Марина задумчиво постучала смартфоном по краю подоконника, думая не о враче, а о Семёне. И они так накоротке с этим Овербахом.

– Это б-была так, реп-петиция, – говорит с тяжёлой одышкой из-за метастаз в лёгких, – не волнуйся, я ещё живой.

Меня трясёт. Буквально. Колотит крупной дрожью, и я не могу с этим справиться. Стараюсь и… не могу.

Сижу на кресле, опустив голову вниз, тру виски, лоб, шею. Пусть бы это была я, господи, пусть я.

– Щас, щас…

«Держись!» Я мысленно пытаюсь собраться в кучу. «Держись, чёрт возьми! Дыши. Просто дыши. Дыши за него, для него, пока ты можешь».

Даю себе минуту – не думать, просто чувствовать.

Небывалая августовская жара разлилась за больничным окном золотистой пыльной взвесью. Солнечные пятна вольготно разлеглись на полу и стенах, утверждая праздность наступающего вечера. И эта летняя яркость – будто насмешка смерти над жизнью. Или наоборот?

Как солнце смеет светить, если он умирает?

Я сажусь рядом с ним, беру за руку. Гляжу в мутноватые от лекарств зрачки.

– Я боюсь, – тихо шепчет он, – я так боюсь…

Сжимаю его руку:

– Я знаю милый, знаю. Я тоже. Я с тобой. Я буду с тобой.

– Не уходи. – Подбородок его дрожит.

– Ни за что. – Крепче сжимаю его ладонь, ложусь рядом и прислоняюсь головой к его виску.

– Она же завтра придёт? – Он говорит о завтрашнем визите, и я сомневаюсь, хочет ли он на самом деле её видеть.

– Ты можешь не встречаться с ней, если не хочешь.

– Я хочу.

Глава 7

Звонок застал её в середине новой таблицы, которую она выводила из новых данных, присланных сегодня, и разозлилась на себя за то, что не выключила на телефоне звук, как делала часто, когда работала.

Марина кинула взгляд на экран и закатила глаза к потолку. Свекровь Галина Ильинична звонила ей только тогда, когда не могла дозвониться сыну.

«Твоя мама не может до тебя дозвониться». – Она быстро написала сообщение мужу.

Звонок повторился. И ещё один.

– Здравствуйте. – В конце концов пришлось снять трубку.

– В чём дело? – с претензией сказала свекровь вместо приветствия. – Почему я до вас обоих дозвониться не могу?

– Может быть, потому, что мы оба работаем? – Марина не удержалась от ехидства.

– Очень смешно, – колко ответила Димина мать, – передай сыну, чтобы позвонил бабушке, она хотела поговорить.

– Да-да, конечно.

Престарелая Димина бабушка всегда относилась и к ней, и к их детям с теплотой, в отличие от его матери.

– Алё? – Марина не заметила, как на противоположном конце вдруг наступила тишина – свекровь отключилась без прощаний.

«Вот дрянь!» – она положила трубку и расстроилась – старая карга перебила её хорошее рабочее воодушевление.

На соревнования ехали все вместе.

– Даже не думай, – прошипела Марина довольно злобно, когда Дима сказал, что не знает, отпустят ли его с работы, – всё-таки в неурочное время, – мне наплевать, – внутри она кипела от злости, – даже если тебя уволят, ты поедешь, потому что если не поедешь – тебя уволю я. Он к этим соревнованиям полгода готовился. Он нервничает, и твоё присутствие для него большая поддержка, так что забудь про свои совещания. Данька и так скучает по тебе, всё спрашивает: «А сегодня папа пораньше?», «А сегодня?», «А сегодня?». Ты для него свет в окошке. Так что…

– Ладно, ладно, успокойся. – Дима был удивлён напором жены.

– И вообще… – Она хотела было сказать, что их брак начинает расползаться по швам, что секса не было уже давно и вместо пары они незаметно превратились в соседей, которые давно друг друга знают и отлично умеют уживаться, но и только.

– Что? – в вопросе прозвучал вызов.

– Ничего! – Она положила трубку.

Марина смотрела на своего старшего сына и не могла насмотреться.

«Господи, когда он успел так вырасти? Красивый какой!»

Он стоял на стартовой тумбе второй дорожки, подёргивая ногами, разминая руки перед заплывом. В тёмно-синей шапочке и плавательных шортах. Сейчас почему-то часто носили обтягивающие шорты по колено вместо коротких плавок.

Широкая спина и плечи, узкая талия, сильные накачанные ноги… Марина словила себя на странном, ранее незнакомом чувстве – ревности. Впервые она не столько поняла, сколько ощутила, что её маленький мальчик совсем не мальчик, а почти мужчина – весьма интересный и привлекательный для других женщин. И ей это не понравилось.

Она вспомнила последнее общение с семейством Петровых и внутренне поёжилась: «Хоть бы он уже обратил внимание на другую девушку, а не на эту тусклую Веронику».

Кстати, «тусклая» тоже была здесь. Когда они пришли, она вежливо поздоровалась и отсела вместе с подружкой чуть поодаль.

Данила ни на кого не смотрел, он слушал последние указания тренера – пижонистого деда с морщинистой шеей и полотенцем, переброшенным через плечо. Он был сосредоточен и напряжён.

Вольный стиль, длинные полтора километра.

Через минуту пловцы заняли исходные позиции, а ещё через секунду все одновременно оттолкнулись от тумбочек и прыгнули в воду.

Марине казалось, что она не просто видит, а чувствует каждое напряжение