Саратон, или Ошибка выжившей - Светлана Стичева

пятом, а новенький Дима перешел из четвёртого сразу в шестой. Дети эти не ходили по коридорам, учителя сами приходили к ним в класс. Расписание было со сдвигом, чтобы перемены попадали на время, когда основной ученический состав на уроках. Их отдельно водили в столовую, и развозили по домам на специальном автобусе. За Ладой всегда приезжала отцовская «Волга» с личным водителем. Папа Лады был большим начальством на Комбинате. Этих детей, звавшихся в простонародье «дебилами», было трогать зазорно, как прокажённых. Их сторонились, усиленно не замечали, и только самые отпетые «чапаевцы» улюлюкали вслед автобусу.

Ладу не замечать не удавалось. Как Златовласка из сказки, она рыжим солнышком освещала пространство вокруг себя. Высокий рост, туманные глаза и вечная улыбка на лице – Лада Лисовская казалась инопланетянкой, спрятанной в классе для умственно-отсталых детей для маскировки. И ведь надо ж, такое имя, такая фамилия достаются тому, кто никогда не сможет оценить их значение и красоту, так же как свою собственную.

– Лада, привет. Как дела?

Эдик подвёл меня к Златовласке, что сидела на скамейке, откинувшись и закрыв глаза, подставляя лицо закатным лучам. «Солнечная девочка заряжается от солнца, как батарейка» – невольно подумалось мне. Лада была словно пропитана золотом осени.

– Эдик? Привет. Всё нормально, жду папу. Он сегодня задерживается на работе. Поля, а я тебя знаю.

Удивительно, но Лада разговаривала совершенно нормально, взгляд её был осмыслен, и ничего странного не было в её движениях.

– Правда? Ну, клёво, – сказала я.

– Ты садись, – Лада подвинулась, – когда папа приедет, мы тебя подвезём. Ты ведь живёшь не здесь, а уже темнеет.

– Девчонки, тогда я пошёл. Мне ещё за печеньем и молоком. – Эдик тянул поводок упрямого Тотошки. Пёс уходить не хотел: свесив набок язык, он упирался передними лапами в скамейку, подставляя морду под тонкую ладонь. Лада гладила пса между ушек и улыбалась.

– Очень люблю собак, – сказала Лада, провожая Тотошку с хозяином взглядом. —Только мне не разрешают заводить никаких животных. Не понимаю, почему. Руки—ноги у меня на месте, по хозяйству я вполне управляюсь, шить-варить, всё могу. Вот смотри, эту кофту я сама связала!

Лада раздвинула модный светлый плащ. Ажурная кофта с пояском была аккуратно вывязана крючком, и смотрелась очень нарядно.

– Круто, а у меня крючком терпения не хватает, я на спицах ещё могу, шарфик там, или варежки. Половину белого свитера связала, а потом мне надоело, забросила. Иногда достаю, повяжу пять рядочков, и снова откладываю.

Лада засмеялась, и я вслед за ней. Мы долго ещё болтали о пряже и спицах, о том, как всё быстро выходит из моды, а Ладиной маме присылают журналы, и «просто с ума сойти, как за всем этим угнаться» – Лада копировала свою маму совершенно без стеснения от фразы «с ума сойти». А потом приехал её отец. Я узнала его – на каком-то событии Комбината, куда родители брали меня с собой, Лисовский протокольным голосом, без запинки, зачитывал речь. Он пронзительным взглядом обмерил меня с головы до ног, и тревожно перевёл взгляд на Ладу. Она улыбалась.

– Папа, это Полина Пискина, из нашей школы. Я обещала, что мы её подвезём.

– Конечно-конечно, – Лисовский заметно расслабился, – Полина, ты где живёшь?

Они подвезли меня, угостив на прощанье большим красным яблоком, прямо из Алма-Аты, у Лисовских там родственники. Я грызла его на кухне в недоумении: почему Лада оказалась среди ненормальных? Ведь по ней и не скажешь, разговаривает и выглядит совершенно как все. Разве что улыбается странновато. Мне стало так интересно, что на следующий день я отпросилась с уроков, подгадав под окончание занятий класса Лисовской. Я встала немного за классной дверью, выпуская других учеников, и окликнула Ладу, когда она вышла.

– Лада, привет! А я тут за мелом ходила.

– Поля! – Лада казалась обрадованной. – Здорово, что мы встретились.

– Ты сегодня вечером что делаешь? Может быть, погуляем?

– Погуляем? – Лада задумалась. – Лучше спросить у папы, он сейчас подойдёт, вон, машина уже подъехала, я вижу в окно. Я, знаешь, гуляю-то редко, если только с родителями или подругой. Я дружу с Тосей Томаш, только она уже ушла.

Тосю я знала, это была одноклассница Лады, грузная девочка с широко расставленными глазами и круглой стрижкой «под горшок». У Тоси был огромный ротвейлер, поэтому никто не осмеливался подходить к ней во время прогулки, и если её и задирали, то только лишь выкриками сильно издалека. Понятно, почему Лада с ней дружит. Собака – это и друг, и защита. Мне собаку не разрешали, мама не верила, что я буду с ней регулярно гулять: «Ты ещё не достаточно организованная. Да к тому же они так воняют, мы же рехнёмся в жару!»

– А знаешь, пойдём ко мне в гости? Папа, можно, чтобы Полина сейчас к нам?

Лада улыбалась навстречу отцу. Он преображался на ходу, размягчаясь лицом. В его серых гладких волосах пробивалась рыжина, такая же, как у дочери. Подойдя, он поцеловал Ладу в щёку и приветливо посмотрел на меня.

– Здравствуй, Поля, конечно, поедемте. Мама печёт пирожки с хурмой.

Лисовские жили в коттедже на улице, где стояли только такие одноэтажные домики. В отличие от немецкого квартала, начальственные коттеджи были окружены высокими заборами с табличкой «Осторожно, злая собака». Вдоль заборов, со стороны улицы росли вишнёвые и яблоневые деревья, с жилой стороны – гранаты, хурма и персики. Улица так и называлась – Тенистая. Зайдя в калитку, мы оказались в просторном внутреннем дворике, где возле дома стояли круглый стол и стулья. Сверху над всей территорией сортовой виноград оплетал решётку, предлагая гроздья с янтарными продолговатыми ягодами, свисавшими из лиственного полотна.

– Наташа! – крикнул Лисовский. – У нас гости.

Мама Лады удивлённо выглянула из летней кухни, заулыбалась, выбежала к нам. Быстро чмокнув мужа и дочь, начала расставлять на столе чашки и блюдца.

– Пойдём на качели! – Лада потянула меня вглубь сада.

Да, зачем ей гулять, если можно всё время быть в этом прекрасном саду? Где багровые георгины соседствуют с белыми гладиолусами, на деревьях зреют осенние фрукты, и в ветвях щебечут птицы? Я бы, наверное, так и жила, на качелях и с книжкой, а зимой – у окошка на летней веранде, чтобы видеть, как зимний холодный ветер застревает в ветвях граната. И так вкусно пахнут пирожки с хурмой! Я невольно следила за Ладиной мамой, накрывавшей на стол.

– Ты такая счастливая! – вырвалось вдруг у меня. – У тебя есть всё, что захочется, и тебя никто не смеет обидеть!

– Да ну кто ж им всем запретит? – сказала Лада. – Обижают.