Люди, которых нет на карте - Евфросиния Игоревна Капустина

как они о нём узнали. Спорили, что лучше помогает – инсулин или таблетки; каждая хвасталась своим способом лечения как лучшим. Анхела молча смотрела в землю и не участвовала в этом соревновании.

Наконец, подошла её очередь. Взвешивание, измерение давления, обычные действия и обычные вопросы – всё по стандарту.

– Какие у вас жалобы, с чем пришли?

– До́ктора, мне кажется, я беременна…

– Вы хотите точно знать и пришли проверить тестом, да?

– Я хочу узнать, что я не беременна, вот что я хочу.

– Хорошо, давайте тест сделаем.

Врач отправляет пациентку в туалет со специальным стаканчиком для анализов, объясняет, что нужно сделать, готовит тест-полоску. Ждём результат.

Анхела смотрит в стену, крутит в пальцах края расшитого пояса.

– Тест положительный, вы беременны…

Анхела начинает часто моргать ресницами, пытается держать взгляд на лице врача, плачет.

– До́ктора, пожалуйста, дайте мне таблетку какую-то или вытащите его из меня!

– Вы же знаете, мы не можем, никак не можем этого сделать…

Рыдает. Врач и медсестра пытаются успокоить, объясняют, что нужно делать, чтобы беременность и роды прошли хорошо. Рассказывают, когда нужно прийти в следующий раз за консультацией.

Рыдать перестаёт. Кивает трясущейся головой. Уходит в сумерки.

Через несколько дней снова приходит в клинику. Приходит, скорчившись от боли в животе, но весёлая, даже радостная.

– До́ктора, из меня кровь идёт! Так сильно, что заткнуть ничем не могу, всё пропитывается. Можно что-то сделать с этим?

– Конечно, скорее заходите! Что случилось с вами?

– А я тут к одной сеньоре сходила… Она мне разного дала: и таблеток, и трав, и постучала по мне. Вот ребёнок и растворился, я больше не беременна. Только кровь льётся сильно.

Девочки молча несут из аптеки кровоостанавливающие препараты, средства для обработки, перевязочные материалы.

Пытаются сделать то, что им можно и доступно в этой горной гватемальской деревне. Пытаются помочь.

У нас сломался водопровод. То есть сломался он не совсем у нас. Рабочие, которые чинят дорогу в двух километрах от клиники, пригнали из города трактор, для скорости. Ковшом этого трактора при раскопках случайно повредили трубу, ту самую, по которой вода шла к нам в клинику, в школу, в алькальдию и ещё в несколько соседних домов.

Сначала мы включили режим экономии – не стирать вещи, готовить в одной и той же посуде повторно, не мыть ничего, кроме рук, и то исключительно перед медицинскими процедурами или едой, не пить больше одной чашки на приём пищи.

Вода всё равно заканчивалась стремительно.

Сходили в алькальдию узнать, когда же восстановят трубу.

Нам ответили, что починят на днях.

Дни без воды шли, четвёртый, шестой, восьмой, десятый… Мы расставляли вокруг клиники вёдра, бочки и канистры на ночь – набирали питьевую воду. Она набиралась понемногу, мутная, склизкая. Кипятили её и с прикрытыми глазами мыли: овощи, посуду, себя. Пригодились мне навыки жизни, приобретённые в российской деревне, когда в тазике сначала моешь чайные чашки, потом тарелки, а напоследок уже самое грязное – кастрюли, сковороды. Марианна нервно моргала, глядя на этот метод, но не жаловалась и мыла так же. К концу второй недели у всех нас закончилось чистое бельё, и пришлось шокировать Марианну новым для неё способом стирки – вручную, в ведре из-под строительной краски.

На выходных Лиза не выдержала, предложила дойти пешком до домов, которые ниже разлома трубы находятся, узнать, есть ли у них вода, и напроситься помыться. В одном из домов, примерно в трёх километрах от клиники, вода нашлась. Нам разрешили набрать несколько канистр для питья и прийти вечером – помыться. Мы были счастливы и на радостях выпили даже по две чашки чая за ужином, так хотелось пить.

Пришёл пациент с диабетом.

Медсестра измеряет глюкозу – высокая, сильно. Для точности листает историю болезни, сверяет с замером в последнее посещение. Да, сегодня уровень сахара сильно выше, чем в прошлом месяце.

– Сеньор, вы таблетки свои пьёте?

– Да, до́ктора, каждый день пью.

– А воду газированную тоже пьёте?

– Нет, что вы, совсем не пью!

– Почему же у вас сахар перестал контролироваться… Вспоминайте, может, что новое ели?

Морщит и без того морщинистый лоб, перебирает в памяти все обеды и ужины месяца. Роняет взгляд на колени и вскидывает бровь.

– А, до́ктора, вот эти вот фрукты стал есть, новые!

Берёт с колен кулёк персиков, показывает.

– И сколько вы их съедаете в день?

– Ну, не меньше восьми штук, а то и больше. Такие вкусные, понимаете!

– Понимаю теперь, почему у вас сахар поднялся. Нельзя их вам есть. Ну, так много точно нельзя.

Грустно смотрит на кулёк. Гладит его рукой и кладёт на стол:

– Ну, раз нельзя, тогда это вам, до́ктора.

Получает инсулин и таблетки, уходит. Через некоторое время возвращается с ещё двумя кульками персиков. Кладёт на стол в приёмной:

– Да зачем же вы все принесли нам, пусть в семье кто-то поест!

– Нет, до́ктора, пусть их вообще в моём доме не будет. Иначе я снова их съем. Кушайте вы.

Вечером на нашей кухне поселился заливной пирог с персиками, и полкорзины свежих ещё лежать остались. Пахнут – сил нет как. В общем, за сахар пациента можно не переживать, а вот о нашем – стоит побеспокоиться, определённо.

Что еще меня удивило в Гватемале?

Отсутствие жалоб на жизнь.

На жизнь в целом и на какие-то точечные неприятные ситуации, вроде отсутствия питьевой воды и неурожая кукурузы.

Я привыкла к жалобам и ждала их. Более того, мне казалось, что условия, в которых живут местные жители, как будто даже дают им полное право жаловаться, не нытья ради, а по факту.

Но нет. Я задавала провокационные вопросы. Подслушивала их личные диалоги между собой (правда, когда они не на киче, а на испанском говорили, что редко случалось).

Спросила мужчину, который шёл в клинику пешком больше трёх часов. Шёл, периодически таща на себе старенькую мать, чтобы ускорить путешествие.

– Что вам больше всего не нравится в вашей жизни?

– Это как так, я не понимаю…

– Ну, что самое трудное, на что злитесь, может быть?

– А, понял. Вот идти куда-то трудно по размытой дороге, конечно, особенно с мамой – тяжеловатая она. А идти надо, у неё диабет, ей таблетки нужны. Трудно это, но зато я могу с другими мужчинами по пути в деревнях увидеться, узнать, как дела у моих братьев и сестры. Это же хорошо, я радуюсь этому, зачем злиться!

У донны Алехандры не собиралась что-то такое выспрашивать, само сложилось. Брели вместе искать, где