Марк, выходи! - Роман Зинзер

найти деньги для Костяна. Когда видишь, как точно такой же должник, как ты, получает ногами от старших, голова начинает работать очень хорошо. Придумка у меня получилась плохая, но до завтра ничего лучше не получится.

Я знал, где мои родители хранили деньги: в спальне, в шкафу, на нижней полке в конверте. Не очень-то это секретное место от грабителей, если вдруг грабители к нам ворвутся. Деньги лежали небольшой пачкой, и время от времени мама и отец их оттуда брали. Я это видел. Я решил взять деньги оттуда. Двести рублей. Как раз отдать Костику. И все: проблемы не будет. Ясный перец, это воровство, но какое это, в самом деле, воровство?! Я беру у своих же родителей, они ведь тоже деньги оттуда берут, тем более мне сейчас это намного нужнее. Не отдам долг – мне завтра ребра сломают. Маме же хуже будет потом. Она переживать будет. А так – никаких переживаний. Да и двести рублей никто не заметит. Я видел, там пачка лежит бумажек на сто или двести. А я возьму мелочь.

Главное – это сделать до того, как родаки спать пойдут. Шкаф у нас скрипучий, полы тоже скрипучие, и я попадусь. Надо дождаться, когда мама пойдет мыться, а отец будет на кухне или в зале смотреть телевизор. Телевизор у нас громкий – скрип шкафа они тогда не услышат.

Я продолжал играть в компьютер и ждал момента. Наконец, отец ушел в душ, а мама была на кухне. Готовила ужин. Что-то очень шипящее на сковородке. Я тихо пошел в спальню и открыл шкаф. Конверт был на месте. Я залез в него рукой и вытащил две бумажки. Потом посмотрел на них. Бумажки оказались не ста рублями, как я задумывал, а пятьюстами. Две пятисотки. Ну да… Кто сторублевые купюры хранит в секретном шкафу? Там должен быть только крупняк. Я быстро сунул одну пятисотку обратно, а вторую спрятал в карман шорт. Я закрыл шкаф и вернулся в свою комнату.

Зачем мне пятьсот рублей? Я должен сто восемьдесят. Ну двести. Можно сходить в магазин и разменять, но как тогда я верну триста рублей обратно в конверт? Там соток нет, и родаки вычислят, что я деньги упер. Нет. Забрать триста себе? Все равно уже взял. Пятьсот или двести – какая разница? Плохо, конечно, что украл, а теперь получается, украл больше, чем надо.

Мама пришла из кухни и сказала, чтобы я заканчивал с компьютером. Я выпросил еще десять минут.

За эти десять минут я придумал, как быть, и придумал так, чтобы не было стыдно, что я деньги украл. Я заплачу за Арсена. Он за меня вступился, когда Дрон бычил, и я ему помогу. Он хоть и туземец, как Костик сказал, но хороший. Глупый только – будет постоянно получать у нас во дворе, – но хороший.

Я выключил компьютер, сходил в душ и лег спать с облегчением: завтра меня не побьют.

Уже в кровати я вспомнил Дрона и спичечный коробок, который ему дал Колян Бажов. Что было в том коробке? Ясное дело, Дрон курит побольше Костяна, но не побежит же он сломя голову за спичками к Бажову. Я долго думал об этом, пока не уснул.

Утром я посмотрел на спрятанные пятьсот рублей. Они были на месте. Все такие же пятьсот. Не двести и не триста – пятьсот.

– Маркуша, выходи! – раздалось за окном.

Это был Санек Струков. Почему-то сегодня ему было лень подниматься на мой третий этаж и звонить в дверь. Я высунул голову в окно и сказал, что сейчас умоюсь и выйду.

Родители были на работе. Мама у меня вела физику в гимназии, а отец работал в какой-то инженерной конторе. Он так и называл свое место работы «контора». Что именно он делал и над чем работал, я не знал. Да и неинтересно мне было.

У Струковых родители были врачами. У Жирика мама работала поваром в столовке, а отец… ну, я уже говорил, кем работал отец Жирика. Он был майором милиции. Или не майором. На погонах у него были две звездочки, но я не знал, что они значат.

– Вчера новенького Арсена опять намяли, знаешь? – спросил Санек, как только я вышел гулять.

– Знаю. Слышал, но не видел, – ответил я. – Часто ему что-то достается. Русский язык, наверное, не очень понимает.

– Да что ты к пацану пристал? Все он понимает. Гордый только, – сказал Санек. – Попривыкнет.

– Так и что? Что вчера было? Сильно его? – спросил я Санька. Санек дружил со всеми, он всегда знал больше остальных малышей.

– Да я не знаю, что вчера было. Я вот сейчас хотел за Арсеном зайти и в футбол его позвать с нами, – Санек кивнул на футбольный мяч у себя под ногами и продолжил: – Я звоню ему в квартиру, а там ремонт идет, сверлят что-то. Открывает Арсен, а сам он весь в йоде, на роже – синяк, и все руки в царапинах. Я спросил его, что с ним, а он мне такой: «Это ваши старшие, и я их убью!». Ну я сказал ему не париться и выходить с нами гулять, но он ответил, что у него нога болит, да и вообще он не умеет играть в футбол.

– Что сильно побитый? – спросил я.

– Ну так. Как Жирик, когда с лестницы криво скатился. Помнишь?

Да, я помнил, как Жирик этой зимой скатился на картонке по нашей лестнице к Уралу. Влепился прямо в перила, причем не задом, как это случается со всеми пацанами, а лицом. Неделю потом с фингалом ходил. Говорил всем в школе, что подрался, но мы-то с Саньком знали, что ни с кем Жирик не дрался, и ржали над ним.

– Ну и короче, не пошел Арсен в «футбик». Я ему сказал, что фигня, раз не умеешь. Мы мигом научим. Но он не пошел. Ладно. Пусть ногу лечит. За Жириком зайдем? – спросил Санек.

– Ага. Я только деньги отдам Костяну. А то буду, как Арсен, с фингалом.

– А-а, нашел, что ли? Где нашел?

Я замялся и решил соврать Саньку:

– Родители дали. Я сказал, что у тебя мяч порвался и сейчас моя очередь его покупать.

– Понятно.

Про мяч было почти правдой. Мы покупали новый мяч тогда, когда рвался старый, причем покупали по очереди: Санек и Диман Струковы, Жирик, я, ну, и другие.

– Не видел Костяна-то?

– Видел. Они в детском саду пиво пьют.

– С утра?

– Ага. И мотоцикл с