Долгая зима - Владимир Иванович Петров

Понапрасну надеялась на мужа. Под влиянием матери он скоро сильно переменился в отношении к ней. В безграмотности стал её упрекать, иной раз даже дурой обзывал. Выискивал разные причины, чтобы как можно реже приезжать в родной дом. Потом и вовсе от жены отвернулся. Письмом сообщил ей, что сошёлся с другой, и на развод бумаги прислал, которые свёкор её, на радость свекрови, отнёс в сельсовет, где они год назад расписались.

Даша приняла всё как должное. Даже не сообщила мужу и его родителям о своей беременности. Молча собрала узелок и ушла домой, не взяв ни одной чужой вещички, кроме балалайки, по её просьбе на день рождения подаренной расщедрившимся мужем…

– Эх, балалаечка моя, старая подруженька… – пропела вдруг Дарья Григорьевна, здоровой рукой провела по груди, стряхнула с души, будто шелуху подсолнечных семечек, неприятные воспоминания.

– Оказывается, бабуля поёт, – удивился заглянувший на кухню Игорёк. – А я думал, по радио. Что празднуем?

– Вспомнила вот молодость, – смутилась Дарья Григорьевна. – Как твои дела, внучек?

– Всё по плану. Сейчас – обед, а через пару часиков – концерт…

Под руководством бабушки Игорёк подогрел обед, накрыл стол. Не спеша поели. Потренировавшись на баяне, Игорь отправился в училище.

24

Проводив внука, Дарья Григорьевна, по устоявшемуся распорядку, улеглась на свою кровать и незаметно уснула. Деревенский отцовский дом ей приснился.

– …Научи на балалайке играть, – стала просить пришедшая к ней толстушка Лиза, по-уличному Лизок, одногодка двадцатилетняя.

– Давай попробуем, Лизок, – не отказала Даша. – Держи балалайку.

Присела рядом. Показывала ей, как играть, терпеливо водила её пальцами по струнам.

– Не получается, – заплакала Лизок.

Даша взяла у неё балалайку.

– Не плачь, Лизок. Давай лучше о любви споём.

– Не получается, – продолжала лить слёзы Лизок. – Потому и не любит меня Вася.

– С чего ты взяла?

– Потому что ты его завлекаешь. – Она вдруг набросилась на Дашу, стала вырывать балалайку из её рук. – Отдай завлекалку. Разобью я её, чтобы не тревожила игрой моего мужа.

– Никого я не завлекаю и не тревожу…

– Ещё как завлекаешь! Не слепая! Ишь какая! Своего не удержала, так на чужих виснешь! – Не женственная, в злобе своей ещё более неприятная толстушка глыбой навалилась на стройную красивую Дашу. – Отдай! Кому говорю?!

– Помогите! – закричала Даша, но голоса своего не услышала…

– Помогите! – закричала следом во весь голос и Дарья Григорьевна, отчего устроившаяся в её ногах кошка соскочила с кровати и запряталась под ней. – Помогите же! – повторила она и… проснулась вся в поту, с минуту озиралась вокруг, не понимая, где она и что с ней происходит.

– Приснится же! – наконец-то придя в себя, нервно рассмеялась она. – Такого наяву никогда ведь не было. Лизок и вправду до меня была женой Васи, но мы с ней даже не ссорились из-за него. По другой причине Вася от неё сбежал. Мы с ним позднее сошлись, когда уже по-настоящему я овдовела. Видно, наказал Бог моего первого мужа. Умер он вскорости, как бумаги на развод прислал. Я их и не видела, и видеть не хотела. Сельсоветовским, меня вызвавшим, сказала: «Я же в отличие от него неграмотная, дура к тому же, в бумагах не разбираюсь. Делайте что хотите». И меня Бог не миловал, первенца лишил: выкидыш у меня получился. А может, напротив, смилостивился тем самым? Один он, Боженька, правду знает.

…А балалайка всё же сыграла решающую роль в Дашиной судьбе. Как, впрочем, и в Васиной. С неё, трёхструнной, и началось у них с Васей.

После предательства мужа Даша замкнулась в себе, в домашних делах растрачивалась, а в редкие часы отдыха с балалайкой сидела. Вначале одна на ней тренькала, потом младшего братика играть научила, чтобы веселей было. Музыкальные способности у него проявились при таких посиделках. Не поскупился отец, гармошку купил. По музыкальной линии он и двинулся впоследствии в училище, хорошим баянистом стал.

Замечательно играли Даша с братцем на балалайке, но куда было им до Василия, соседа через двор. Заслушивалась Даша его наигрышами, ворочалась ночью в постели. Ей и раньше, до замужества, нравилось слушать Васю. Нравились и взгляды его робкие, достаточно красноречивые. Похоже, тогда ещё сдружила бы их балалайка, да женился Вася на Лизе и к ней перебрался на другой конец улицы. За кусок хлеба, считай, заставила мать сына на ней, нежеланной, жениться. Уж очень бедно жили они. Семеро по лавкам, и без отца-кормильца. Васина балалайка и та наполовину самодельной была, собранная им из найденных в хламе за избой-читальней балалаечных деталей. Подкормился Василий в новом семействе, подобрел с виду. Только всё равно рядом с толстушкой-женой мальчишкой выглядел. Старался как можно реже с ней на людях появляться, усмешек дружков боялся. Почти в открытую подтрунивали они над ним. Однажды и вовсе обсмеяли его, впору сквозь землю провалиться. В сенокосном июне это случилось, на бригадном дворе возле конюшни. При выезде со двора не справился он с норовистым конём, зацепился колесом своего рыдвана за телегу, на другие подводы наехал, застрял среди них. Как говорится, ни влево ни вправо, ни взад ни вперёд. Хотел телегу от колеса отодвинуть, да куда там, силёнок не хватило. Тут как раз Лизок появилась, быстрее других на помощь муженьку подоспела. Взялась за телегу, чуть ли не подняв её, оттолкнула в сторону, заодно бричку, вставшую поперёк рыдвану, откатила.

– Эх, Вася, Вася, я снеслася, – беззлобно, дружно засмеялись видевшие всё это мужики. – С женой тебе надо одёжкой поменяться.

Не вынес Василий такого позора. Вечером же ушёл от жены. Ни слёзы Лизы не остановили, ни уговоры матери, пригрозившей закрыть перед ним дверь родной избы.

– В бане буду жить, чем с ней, – было его окончательное решение.

Вскоре после этого они и сошлись с Дашей, уходу которой от мужа тоже не были рады в родном доме. Квартирантами в пустующую избу ушли, с нуля жить начали. Без отдыха работали в колхозе. Он прицепщиком по две смены пыль глотал, она по разным работам безотказно ходила. Обжились было маленько, повеселели, как Василия на армейскую службу призвали. Без него Даша дочку родила. К его возвращению подросла она, не признавала отца.

– Вот мой папка, – показывала на его фотографию. – Не подходи к мамке. Уходи от нас…

Дарья Григорьевна улыбнулась давнему, растрогалась, всплакнула даже, дальше завспоминала.

…После возвращения Василия из армии лет пять они до хорошей жизни добирались. Наконец-то избу себе новую справили, мебель купили, приоделись. Само собой, живностью обзавелись, с большого огорода хороший