Гостья - Эмма Клайн

Что люди видели в ее ауре, что за вонь от нее исходила?

Возможно, ей это мерещилось. Но, может, и нет.

Ей было двадцать, когда она приехала в город. В те времена у нее еще хватало сил использовать вымышленное имя и она еще верила, будто подобные жесты чего-то стоят и что-то означают, – то, что она делает, на самом деле не происходит в ее реальной жизни. Тогда она вела списки: названия мест, куда ходила с мужчинами. Рестораны, в которых хлеб и масло включают в счет. Рестораны, в которых твою салфетку складывают, когда выходишь в туалет. Рестораны, в которых подают только стейки, розовые, но безвкусные, и толстые, как книги в твердых переплетах. Бранчи в середнячковых отелях с неспелой клубникой и слишком сладким соком, кашеобразным от мякоти. Но привлекательность списков быстро улетучилась, или что-то в них начало ее угнетать, и она прекратила их вести.

Теперь Алекс перестали пускать в некоторые бары при отелях, ей приходилось избегать некоторых ресторанов. Ее очарование теряло силу. Не полностью, не совсем, но в достаточной степени, чтобы она начала понимать, что это возможно. Она видела, как это происходило с другими – с девушками постарше, с которыми она познакомилась с тех пор, как сюда переехала. Они возвращались в свои родные города, стремясь к нормальной жизни, или же вовсе исчезали.

В апреле управляющий отеля вполголоса пригрозил вызвать полицию, после того как она попыталась записать ужин на счет старого клиента. Слишком многие постоянные клиенты по тем или иным причинам перестали к ней обращаться – из-за ультиматумов, выдвинутых им на парной терапии, из-за этой новой моды на радикальную честность, или из-за первых приступов вины, вызванных рождением детей, или просто от скуки. Ее ежемесячный доход резко упал. Алекс подумывала об увеличении груди. Она переписала текст своего объявления и заплатила непомерную сумму, чтобы оно показывалось на первой странице результатов. Снизила расценки, затем снизила их еще раз.

«Шестьсот роз, – гласило объявление. – Шестьсот поцелуев». То, чего только очень юные девушки могут хотеть в таких количествах.

Алекс прошла серию лазерных процедур, и вспышки синего света омолаживали ее лицо, пока она наблюдала за происходящим сквозь тонированные защитные очки – как мрачный астронавт. Тогда же она сделала новые фотографии у нервного студента художественного факультета, который робко спросил, не рассматривает ли она возможность оплаты по бартеру. У него был домашний кролик, который метался по его импровизированной студии, демонически сверкая розовыми глазами.

В мае одна из ее соседок по квартире задалась вопросом, почему у них так быстро заканчивается клоназепам. Пропали подарочный сертификат и любимый браслет. Все пришли к единодушному мнению, что это Алекс сломала оконный кондиционер. Сломала ли Алекс кондиционер? Она такого не помнила, но, возможно, и сломала. Вещи, к которым она прикасалась, будто начинал преследовать злой рок.

В июне отчаяние заставило ее пренебречь своими обычными правилами отбора клиентов – она отказалась от рекомендаций, от удостоверений личности с фотографиями, и ее неоднократно кидали на деньги. Один парень уговорил Алекс взять такси до отеля при аэропорте Кеннеди, пообещав возместить расходы, а потом перестал отвечать на ее звонки. Алекс стояла на тротуаре, снова и снова набирая номер, ветер трепал ее платье, а таксисты притормаживали, чтобы посмотреть.

А в июле, после того как соседки по квартире потребовали выплатить задолженность по аренде в течение следующих двух недель, иначе они поменяют замки, в город вернулся Дом.

Дом отсутствовал почти год, отправившись в добровольное изгнание из-за каких-то неприятностей, о которых ей не хотелось знать лишнего. С Домом всегда лучше не знать лишнего. По его словам, его арестовывали – и не раз, – но, похоже, он так и ни разу не отсидел и туманно намекал на некую разновидность дипломатической неприкосновенности, на заступничество высокопоставленных чиновников, которое спасло его в последнюю минуту. Неужели он думал, будто кто-то верил его словам? Он лгал больше, чем она, лгал безо всяких причин. Алекс пообещала себе, что больше не станет видеться с Домом. Затем он прислал сообщение – человек, который действительно хотел провести с ней время, возможно, вообще единственный, кто хотел провести с ней время. Она не могла вспомнить, почему когда-то его боялась. Им было весело, не так ли? Она ему нравилась, ведь так?

Он остановился в квартире, которая, по его словам, принадлежала его другу. Они пили имбирный эль комнатной температуры. Дом ходил босиком, опустив все шторы. На подоконнике стояла шеренга контейнеров из-под взбитых сливок, покрытых наклейками, на мусорном ведре лежал пакет CVS[1], полный пустых банок из-под сельтерской воды. Он беспрестанно проверял свой телефон. Когда в квартире затрезвонил домофон, он проигнорировал его и хихикал, пока домофон наконец не умолк. В четыре утра он приготовил омлет, к которому они оба не притронулись. Они смотрели реалити-шоу: пожилые женщины на экране сидели в залитом солнцем патио ресторана, безостановочно прихлебывая из стаканов чай со льдом. Женщины спорили на повышенных тонах, на лицах застыли драматические маски. «Я никогда такого не говорила», – проблеяла темноволосая.

– Ты это уже видела? – спросил Дом, не отрывая взгляда от телевизора. Он теребил в руках плюшевого пингвина, крутил его блестящие глазки-пуговки.

Женщина на экране вскочила, опрокинув стул. «Вы токсичные! – закричала она. – Токсичные!» – повторила женщина, тыча пальцем в воздух. Она удалилась, тяжело дыша, и оператор попятился из кадра, когда она пронеслась мимо.

Они посмотрели еще одну серию, потом еще. Дом лежал, положив голову ей на колени, и слизывал наркотики со своих пальцев. Когда он запустил руку ей в трусы, она не убрала ее. Они продолжали смотреть шоу. Все участницы ненавидели друг друга, ненавидели до дрожи – только чтобы не ненавидеть своих мужей. Настоящими казались лишь их маленькие собачки, которые моргали, сидя у них на коленях, они – души этих женщин, решила Алекс, крошечные душонки, бегающие за ними на поводках.

Сколько Алекс пробыла с Домом? Не меньше двух дней.

И как скоро после ее ухода Дом понял, что произошло? Почти сразу.

Дом позвонил ей четыре раза подряд. Он никогда не звонил, только писал. Поэтому Алекс мгновенно поняла, что совершила ошибку. Сообщения прилетали одно за другим.

Алекс

Ты блядь издеваешься?

Что за херня

Ты можешь просто взять ебучую трубку?

Когда он позвонил, Алекс десятый час пребывала в приятном бензодиазепиновом дурмане: на последних остатках ячменя остывал теплый компресс, от еды навынос в комнате