Гостья - Эмма Клайн

Однако на следующий день Дом оставил сообщение, в котором чуть не плакал, почти как раньше, когда он был с ней довольно мил. Почти как друг, пусть и в своей безумной манере.

Наконец она ответила:

Я сейчас не могу говорить. Но через несколько дней, ок?

Сначала Алекс полагала, что найдется какое-нибудь решение. Так было всегда. Поэтому она продолжала динамить Дома. Он напоминал о себе почти каждый день.

Алекс?

Ситуация накалялась. Дом звонил снова и снова. Оставлял голосовые сообщения. Вел себя беззаботно, даже шутливо, как будто это было маленькое недоразумение. Затем резко переключился на агрессивный тон, в его голосе появились какие-то жуткие психопатические нотки, и она по-настоящему испугалась. Она вспомнила тот случай – в прошлом году. Или это было еще раньше, до того, как он уехал из города. Когда он разбудил ее, сдавив ей горло. Она посмотрела ему в глаза – его руки сжались еще крепче. На лице его была беззлобная сосредоточенность. Она не отводила взгляда, пока он не надавил так сильно, что ее глаза закрылись, и она почувствовала, как они закатываются.

Алекс могла бы сменить свой номер, но как быть с рекламой, за которую она уже заплатила и которая привязана к этому номеру телефона? Она сказала себе, что рано или поздно Дому это надоест. Ему потребуется свежая кровь.

Но однажды утром, выходя из дверей, она заметила Дома на другой стороне улицы. Дом стоял на тротуаре, засунув руки в карманы. Это был Дом, точно он. А может, и нет. Или это просто совпадение? Она не давала ему свой новый адрес. Внезапно ее охватила паранойя. Ячмень вернулся. Соседки перестали здороваться с ней, сталкиваясь в общей гостиной или на кухне. Они сменили пароль от Wi-Fi. Из шкафчика в ванной исчезли все лекарства, даже ибупрофен.

Алекс была ошарашена, у нее возникло чувство, что она заразна.

Это был мертвый вечер, ни одного клиента.

Возможно, вид у Алекс был колючий и отчаявшийся – люди чувствуют, когда тебе что-то нужно, у них звериный нюх на слабость. Алекс постоянно проверяла сообщения в ожидании клёва, но ее телефон обрывал только Дом, предлагая вызвать ей машину и уговаривая встретиться с ним на станции метро рядом с парком. Алекс перевернула телефон экраном вниз.

Алекс потягивала вторую порцию сельтерской из стакана для виски – лучше не пить, а только делать вид, что пьешь, – когда за стойку через несколько табуретов от нее сел мужчина. Мужчина в белой рубашке и с густой шевелюрой. При обычных обстоятельствах она бы сразу распознала в нем человека, самооценка которого так высока, что договориться с ним нереально. На таких мужчин не стоило тратить энергию. Но, возможно, ее тактика, направленная лишь на получение сиюминутной выгоды, была ошибкой – ведь к чему она ее привела? Она упускала из виду защиту, которую мог предложить не-клиент. Что-то более постоянное. И ее захлестнул адреналин: вот человек, который может все изменить.

Кто завязал разговор, он или она? Так или иначе, по приглашению мужчины Алекс пересела на табурет рядом с ним. Его часы блеснули, когда он подчеркнуто убрал телефон в карман: дескать, она полностью завладела его вниманием.

– Я Саймон, – представился мужчина.

Он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ.

Вот и решение, запасной выход, который, как она всегда подозревала, может появиться.

Алекс действовала как по нотам, словно готовилась именно к этому моменту, и, возможно, так оно и было. Она позволила Саймону заказать ей настоящую выпивку. Смеясь, прикрывала рот рукой, как будто была особенно застенчива. Она наблюдала, как он купился на этот жест, как купился на ее два скромных бокала белого вина, салфетку, чопорно расстеленную на ее коленях. Разговор шел легко. Вероятно, Саймону Алекс показалась нормальной девушкой. Обычной молодой девушкой, наслаждающейся городской жизнью. Но не чересчур: она отказалась от третьего бокала вина, однако согласилась на кофе.

Все прошло как надо. Саймон пригласил ее на свидание. Настоящее свидание. А потом еще на одно. Алекс прекратила встречаться с другими мужчинами. Избегала определенных мест, даже районов города. Никогда не приглашала Саймона к себе в квартиру. Она перестала отвечать на ночные звонки. Подавляла желание взять что-нибудь из вещей Саймона: жемчужные запонки, наличные, которые он небрежно бросал на тумбочке.

Когда ситуация стала отчаянной – спустя несколько недель?

Август был уже не за горами, а Алекс все еще мурыжила Дома, пытаясь сообразить, у кого ей перекантоваться, если – когда? – соседки ее вышвырнут. Ключи от квартиры пропали из ее сумочки – или их забрали соседки? Она целую ночь дожидалась на крыльце, пока самый дружелюбный сосед наконец не вернулся домой с поздней смены. Его лицо, как и у всех в последнее время, вытянулось при виде Алекс. По крайней мере, он разрешил ей подняться наверх, чтобы принять душ, хотя и не позволил остаться.

Затем положение спас Саймон.

У него дом на побережье. Он был бы рад, если бы она поехала с ним туда в августе. Она могла бы пожить там месяц. Каждый День труда он устраивает классную вечеринку – она хорошо проведет время.

Алекс покинула общую квартиру, не выплатив задолженность за аренду, хотя и оставила в качестве частичной оплаты бoльшую часть своей старой одежды и всю дешевую мебель из ДСП. Алекс игнорировала звонки и сообщения от бывших соседок, заблокировала номер Дома. Когда-нибудь Дом с этим смирится. Никто из тех, кого она уже считала своей прошлой жизнью, не знал о Саймоне, не знал, куда уехала Алекс. Никто из тех, кого она явно или неявно обидела.

Она исчезла – это было легко.

Остаток лета она проведет здесь, с Саймоном, а потом, в сентябре, переберется в город – у Саймона там есть жилье. У них пошли разговоры о том, чтобы Алекс переехала к нему. Всякий раз, когда Саймон намекал на возможное будущее, Алекс опускала глаза, чтобы скрыть отчаянную надежду. Саймон по-прежнему верил, что у Алекс есть квартира, и это было важно. Поддерживай видимость самодостаточности, дай ему почувствовать, что вся инициатива исходит от него. На данном этапе лучше всего соблюдать сдержанность.

Саймон.

Как правило, обычно он был добр с ней.

Показал Алекс на экране телефона свои фотографии в молодости – красивый мужчина с хищным лицом. Сейчас ему было за пятьдесят, но его густые волосы не поредели, и он в