Девушка с лютней - Фатьма Алие Топуз

несколько алмазных брошей, на каждом из пальцев по три-четыре кольца, от локтей до запястий её руки обвивало множество украшенных бриллиантами браслетов из золота и цветного стекла. На её шее висело жемчужное колье с бриллиантами, на голове были красные, белые и жёлтые перья, цветы, которые держались на алмазных брошах и булавках. Её руки были открыты до локтей, и когда она извивалась, танцуя, сквозь открытый вырез ее платья было видно, как колышется ее грудь.

Каким же милым издалека казалось это создание, чье тело извивалось, дрожало, изгибалось и трепетало среди огней люстр и свечей зала. Плотный слой устюбеча[10] скрывал естественный цвет ее кожи, но меня это не интересовало. Я не желала знать, что за брови прятались под сурьмяным узором, словно нанесенным пальцами, были ли они широкими или тонкими, изогнутыми или прямыми. Когда она извивалась и взмывала вверх, развевались перья на её голове и розы её платья, когда трепетал ее призывно изгибавшийся стан, звенели браслеты на её руках. Она бросала красноречивые улыбки, лукавые взгляды, кокетничала и соблазняла танцуя.

Бедия, желавшая отдохнуть здесь, забыть о своих тревогах, наблюдала за танцовщицей, улыбаясь ей в ответ. Но спустя некоторое время Бедия побледнела, губы её начали дрожать. Бедия не могла оторвать взгляд от рук Хелулы, которыми та качала из стороны в сторону в танце, и не хотела верить тому, что видела. Но она понимала, что все это ей не снится. Весь ее облик говорил о том, как много в ней гнева, но она пыталась держать себя в руках и ничем не выдать себя. И все же окружающим стало ясно, что она не в себе. Когда одна из женщин подошла к ней и, наклонившись, спросила: «Ситти Бедия! Вы узнали ваши браслеты?» – все обрело совершенно новый смысл. О Господи! Значит, все уже знали об этом, все только и говорили об этом. Теперь Бедия поняла, что те самые браслеты, которые, как она думала, лежали в её шкатулке, сейчас украшали руки Хелулы. С недавних пор она начала догадываться, где пропадает ее муж по ночам. Выходит, все это время он проводил, любуясь ею, находя отраду в этой танцовщице. Выходит, она была причиной всех её сердечных страданий. Из-за неё она плачет, из-за неё её оставляют одну, из-за неё её обворовывают. Бедия не знала, как ей уйти, не привлекая внимания. Ей хотелось оказаться дома, запереться в своей комнате.

2

Отец Бедии, Назми Бей, был родом из Стамбула и с юности интересовался музыкой. Его увлечение музыкой, наслаждение ею привело к тому, что он растратил всё наследство, доставшееся ему от отца. Поскольку он был образованным, то, когда у него не осталось ни гроша в карманах, он прибегнул к своим знаниям и талантам, дослужившись до хорошей государственной должности. Он не только проводил время, слушая музыку, но и усердно учился играть и благодаря своему таланту считался среди музыкантов мастером. Вдобавок к этому он был ещё и поэтом и композитором, исполнял песни и музыку собственного сочинения. Лучше всего Назми Бей играл на скрипке.

До того как на свет появилась наша Бедия, у Назми Бея уже были дочь и сын. Бедия родилась после того, как Назми устроился на государственную службу в Сирию с зарплатой в сто лир. К тому времени Назми уже устал от блудней и гульбы. Отныне его отрадой стал дом, где после работы усаживался в своем уголке, чтобы отдохнуть. Но если Назми и перестал искать удовольствий на стороне, то от музыки он отказаться не смог. Если ему иногда не удавалось поиграть на скрипке по вечерам, то он обязательно читал свои стихи. Голос у него был красивый, он был превосходным певцом. Сначала у Назми родилась дочка, потом сын. Бедия появилась на свет через четырнадцать лет после своего брата. Назми очень любил свою маленькую дочь, всё свободное от работы время он проводил дома с ней. В доме Назми было принято, чтобы дети не шумели, ложась спать. Бедия часто засыпала под звуки скрипки своего отца, мелодии, которые он сочинял, были её колыбельными. Назми всегда пел: когда он сидел, нараспев читал свои стихи, когда гулял. Он пел песни, даже когда был чем-то занят, тихо напевал что-то своим прекрасным голосом, и Бедия никогда не расставалась с ним. Он вдохнул музыку в её маленькое тельце, музыка стала частью её жизни, когда она качалась на качелях, когда была одна. Когда отец не пел и не играл, она сама подбирала мелодии и тихо их напевала. Она делала это так же естественно, как любой ребёнок, который жаловался на сломанные качели или хотел чего-то. Когда Бедии исполнилось три или четыре года, в отрывках песен, которые она старалась напевать своим тоненьким голосом, чувствовалась мелодичность и гармония.

У Назми был брат, который также получил должность в Дамаске и переехал туда. По вечерам, когда после работы два брата начинали играть – один на скрипке, другой на кануне, – Бедия уже не могла просто слушать их. Она брала какую-нибудь палочку и терла её о свою руку, словно смычок, или же выдергивала из метлы соломинки и проводила по ним пальцами, будто играла на кануне, подражая своим отцу и дяде. Назми Бей был счастлив, видя любовь Бедии к музыке и её талант, которого не было у других его детей. Его заветной мечтой было, что дети разделят с ним его пристрастие к музыке. Его старшие дети любили слушать музыку, но все его попытки научить их играть на инструментах были безуспешны. Они овладели азами, но сравниться в мастерстве с отцом не могли. Разглядев в маленькой Бедии увлечение музыкой и талант, которых он не видел в других своих детях, Назми вновь обрел надежду. Бедия подрастала, и его надежды росли вместе с ней.

Когда Бедия играла или была чем-то занята, она негромко пела вполголоса, и Назми тайком наблюдал за ней и с наслаждением слушал. Когда Бедии исполнилось восемь, Назми заказал для нее маленький канун, подходящий для её небольшого роста. Сначала Бедия занималась со своим отцом и дядей, но потом для углубленных уроков ей наняли в учителя пожилого музыканта по имени Эбу А., чьи знания и опыт были сопоставимы с его возрастом. У Назми не хватало терпения, чтобы научить её аккордам и теории игры на инструментах. Но он хотел сам научить дочь играть после того, как она освоит азы. Мастерство Эбу А. было