Нахид - Шахрияр Замани

дымчатыми стёклами. Асгар расстёгивает пуговицы пиджака, присаживается над могилами, расположенными совсем рядом одна с другой, и кладёт на них два букета. Шамси протирает чёрный камень ладошкой. Потом влажной рукой берёт меня за руку и заставляет сесть. Я совсем не знаю, что мне делать. А она берёт мелкий гравий и бросает его на могильные камни. И говорит:

– Поздоровайся и попроси разрешения быть с ними. Из-под моего платка течёт пот. Шамси говорит:

– Асгар, если ты прочёл «Фатиху»[17], оставь нас.

Асгар отходит. Шамси, наклонившись ко мне, говорит:

– Поцелуй могилу твоего отца. Покойный ждёт. Читай «Фатиху».

Язык не слушается меня, а голова совсем отяжелела. Я прислоняюсь лбом к холодному камню. Запах мокрого праха и глины околдовывает меня. Лоб мой скользит по надгробию…

…Когда я открываю глаза, я вижу усталое лицо Шамси. Голова моя лежит у неё на коленях. Она говорит:

– Слава Аллаху, она очнулась! Господь очень меня любит и не дал тому случиться. В противном случае Нази до дня Страшного суда меня бы не отпустила!

* * *

Асгар смотрит на меня в зеркало заднего вида и спрашивает:

– Нахид, тебе лучше?

Опершись рукой о сиденье, я сажусь прямо. Опускаю стекло.

– Не судьба нам была, – говорит Шамси, – посетить моего покойного. Здесь прочту «Фатиху» за него.

Машина разворачивается. Я говорю:

– Возле могилы отца был щит, который я хотела бы сфотографировать.

– Такие надписи водружают над всеми могилами, – отвечает Асгар.

– Но этот щит был не такой, как другие. Поднялся пыльный вихрь, поэтому вы не видели, как он блестел!

– Девочка ещё не в себе, – говорит Шамси. – Езжай быстрее, Асгар.

– Господь свидетель, я не ошибаюсь, – настаиваю я. – Асгар, останови, я хочу сфотографировать.

– Если на то пошло, – говорит Шамси, – тогда сфотографируй и могилу моего покойного.

– Шамси, – говорит Асгар, – ты особо не напирай, сегодня у нас важный день.

Я достаю портмоне, а из него – фото моего отца. Я столь многое хотела ему сказать… Но впопыхах этого делать нельзя. Откинувшись на сиденье, я закрываю глаза, но вскоре они невольно открываются. Я почувствовала на своём лице тяжёлый взгляд Асгара. Понимаю, что он что-то задумал, а он что-то делает с зеркалом заднего вида.

Доктор Шабих попросил: «Расскажи об убийстве отца».

Я сказала: «Тело отца лежало во дворе, перед бассейном с фонтаном. Мужчины окружили тело кольцом, а женщины плакали и причитали на крыльце. Вдруг хадж Исмаил спустился в подвал, вернулся оттуда с топором и начал рубить ореховое дерево. Я была на крыльце, и кто-то сказал, что у ворот дома стоят Кербелаи и Биби Кешвар. И во двор вошли сначала хадж-ага Лавасани, следом за ним Кербелаи, оба они были в трауре. Биби Кешвар тоже выражала глубочайшую скорбь. Хадж-ага Лавасани отобрал топору хадж Исмаила и заявил: “Всякий, кто потребует плату за кровь сына хадж Исмаила и предъявит иск к Кербелаи, будет иметь дело со мной – потомком Пророка Мухаммада. За всё, совершённое сыном Кербелаи, должен отвечать сам сын Кербелаи”».

Доктор Шабих спросил: «Хадж Исмаил очень любил твоего отца?»

Я ответила: «Его привязанность была ни с чем не сравнима. Конечно, некоторые утверждали, что Парвиз-хан (мой отец) не походил на хадж Исмаила ни внешностью, ни характером, а потому он якобы не был достоин этой любви».

Машина сворачивает на просёлочную дорогу. Я поднимаю стекло и закрываю платком рот от пыли. Асгар тормозит у квадратного бассейна и говорит:

– Вот неплохое место для отдыха.

Открыв дверь машины, я слышу звук колодезного насоса. Вижу, что в бассейне вода тёмная и грязная. К нам подходит старик с посохом, в чёрной короткой курточке и в вязаной шапочке зелёного цвета. Поклонившись, он говорит:

– Подул ветер и принёс запах амбры. Вы осчастливили нас своим посещением, ваше превосходительство! Осветили нашу келью ярчайшим светом.

Из-за босых ног старика высовывает морду полнотелая крупная собака. Она похожа на волка, и, отпрянув, я восклицаю:

– Это ещё кто?!

Глубоко запавшие глаза старика бегают, а собака наполовину высовывает свой большой язык. Асгар говорит:

– Сейед, мы полчасика посидим и поедем.

Сейед кладёт на посох обе руки и предлагает:

– Если хотите отдохнуть как следует, то я мигом забью отборного барашка.

– Вы присядьте на помосте, – говорит Асгар нам с Шамси, – а я пока с Сейедом решу вопрос. Умывальник вон там, за бассейном.

Помост, который упомянул Асгар, находится внутри хижины, сооружённой при помощи ствола и веток дерева и циновки; не знаю, можно ли это назвать хижиной. Шамси вытряхивает пыль из своей чадры возле того помещения, которое Асгар назвал умывальником и стена которого сделана из мешка. Потом она садится на помост, отчаянно под ней заскрипевший. Возвращается Асгар, а вместе с ним и собака. Шамси говорит:

– Тесновато здесь! А собака до чего безобразная…

– Шамси-ханум, почему же собака безобразная? – возражаю я. – Просто немного свирепая на вид.

– Благословен хозяин её, – говорит Шамси.

– Асгар, это домашняя собака? – спрашиваю я. – Как её зовут?

– Я зову её Торги – «Лютая».

– Скажи ей, чтобы она меня оставила в покое. Скажи, что я друг.

Торги смотрит на меня и нюхает воздух. Асгар отвечает:

– Она не любит чужих.

– Что я, собак, что ли, не видела? В Америке видела в тысячу раз получше этой.

Шамси выходит из терпения:

– Да отгони ты её, Асгар, отсюда!

Сейед приносит миску с виноградом «фахри»[18] и говорит:

– Я для винограда сделал холодильник под землёй. Не откажите попробовать.

Шамси отделяет себе крупную ветку и говорит:

– Туба очень любит виноград. Такой виноград и шаху не поставляют.

С крупных ягод капает вода. Виноград и правда такой вкусный, что некоторые ягоды я проглатываю с косточками. Сейед приносит прямоугольный мангал и ставит его у моих ног. Щипцами ворошит красные угли. Я вдыхаю запах дыма и не свожу глаз с волкообразной собаки. Она спряталась за облезлым бортиком бассейна, но иногда высовывает морду. Приходит Сейед с кальяном в руках, и Асгар говорит:

– Шамси-ханум, Сейед специально для вас приготовил кальян.

– И вовсе неуместно, – отвечает Шамси.

От мангала мне становится тепло. Сейед садится на ствол дерева напротив Асгара. Тот затягивается, но после первой же затяжки закашливается. Сейед снимает с мангала закопчённый чайник и наполняет из него разнокалиберные кружки. Чай совсем чёрный. Я беру одну из кружек и вижу, что в ней варенье. Угощаюсь штучкой миндаля в сахаре.

– Шамси-ханум, отведай предложенное, – говорит Асгар. – Сейед лечебное подаёт.

Тот по-прежнему сидит на стволе дерева, и Асгар говорит ему:

– А ты