Карта Анны - Марек Шинделка

Архитектор наблюдал за тобой и рядом с тобой молодел. И не только он: его слегка зачерствевшие друзья в твоем присутствии ощущали себя свежее и доставали из нафталиновых запасов все более и более юные гримасы, темпы и обороты речи, сохранившиеся, вероятно, еще со школьных времен. Из неолитических пластов своих судеб они откапывали окаменелые фразы, неуклюже вкладывали их в свои уста и приближались к тебе с этими камешками во рту, а ты смеялась; в итоге Архитекторовы друзья мужского пола влюбились в тебя поголовно и по уши и всячески старались тебя соблазнить (что было действительно непросто с этими камнями во рту).

Ты начала радоваться жизни. Помешалась на искусстве. Читала невразумительную квантовую поэзию и фрактальную прозу. Ходила на выставки концептуального искусства: затаив дыхание, рассматривала выставленные в качестве экспонатов гимнастические маты, проволоку, палку и пакет молока (судя по восьмидесятистраничной инструкции к тому, что следует увидеть в витринах, выставка называлась «Бесконечность» или, может быть, «Бессмертие»). А потом до самого утра вы спорили о пакете молока и чувствовали себя восхитительно. Вы толпились вокруг этого несчастного пакета, подталкивали друг друга и вытягивались, чтобы у всех были видны поднятые кверху, как при снятии отпечатков, большие пальцы, потому как в том пакете яростно стучало сердце эпохи. Сердце современного авангарда. Ты наконец поняла, где твое место — среди людей тонко чувствующих, среди тех, кто готов видеть хрупкую красоту мира и замечать красоту там, где ты решишь, что она есть. Неожиданно ты разглядела в пакете молока целую вселенную. Ты заключила тайный пакт против остального общества, договор о сложности мира и сложности искусства. Тебе вдруг все стало понятно.

Целые дни ты просиживала в авангардных кинотеатрах, наблюдая за движением светящейся точки на экране или за тем, как в реальном времени разлагается труп собаки, ходила в театры, зачарованно следила за актером, который в течение двух часов демонстрировал один-единственный жест, пока не падал наконец от усталости. Ты ходила на концерты атональной и спектральной музыки, скандинавского дроун-метала, японского нойза — все это казалось тебе восхитительным, высокоинтеллектуальным, а Архитектор (вставив беруши — этот интеллектуальный уровень был у него уже позади) сидел рядом с тобой и мысленно блуждал не по авангардным тропам, а по твоей карте, и в глазах у него все больше темнело, как бывает при низком давлении, потому что он был безумно в тебя влюблен.

Низкое давление

На самом деле от низкого давления страдала ты, а не он. Причем с детства. У тебя вечно мерзли руки. Даже жарким летом тебе бывало холодно. Но сейчас стоял январь, минус пятнадцать, и ты целыми днями лежала в ванне с горячей водой, напрасно пытаясь согреться. Архитектор сидел рядом с ванной, и вы оба развлекались тем, что придумывали разные способы, как раздобыть для тебя еще немного тепла.

Он взял тебя на фильм о тропиках. Вы сидели в студенческом кинотеатре где-то в историческом центре города, где на деньги студентов крутили старые фильмы. В зале было человек пять — они тоже пришли сюда погреться. Двое влюбленных дремали, подперев друг другу головы. Девушка спала, как убитая, приоткрыв рот, и в уголке губ у нее блестела слюна. В восьмом ряду сидел пожилой человек, его дряблое лицо освещал экран телефона, а два пальца, словно толстые паучьи лапки, бегали туда-сюда по кнопкам. Остальная публика состояла из двух пятнадцатилетних интеллектуалов, которые, несмотря на мороз, упрямо отказывались прекратить думать. Они сидели в противоположных концах зала, один делал пометки в блокноте, второй посмеивался над первым, смотрел на него с презрением и время от времени негромко пофыркивал. На экране шел черно-белый документальный фильм о животных, настолько древний, что его, скорее всего, снял на камеру-обскуру еще Леонардо да Винчи. Зернистые, поцарапанные джунгли, где человек ездит на слоне, а обезьяна, следуя его примеру, оседлала собаку. Мальчик пинает мертвого леопарда. Укрощение диких слонов: слоны стоят связанные два месяца без еды, пока не укротятся. Обезьяны и щенки пьют молоко из кокосового ореха. Мать перед сном кусает детей тигриным черепом, все смеются.

Ты ненадолго согрелась. По дороге из кино вы увидели, как возле тротуара остановилась машина. Это были две анархистки, близкие знакомые Архитектора. Они продрогли до мозга костей: в знак протеста против системы они жили в сквоте, занимавшем мансарду одного из доходных домов на набережной. По мансарде гуляли убийственные сквозняки, анархистки целыми днями не вылезали из постели, завернувшись в одеяло, непрестанно целовались, мечтали о рабочем классе, справедливости и прочих вещах, каких давно уже не существует, и без устали соблазняли друг друга разными революциями. В их жилище была небольшая печка, которую они топили книгами, украденными в ближайшей библиотеке, — рубили их топором на какой-то импровизированной колоде.

Эти две неисправимые романтички притормозили у тротуара свою старую полуразвалившуюся «шкоду». Прошлой весной они автогеном срезали с нее крышу, но осенью, с наступлением первых холодов, приварили ее обратно. После короткого разговора выяснилось, что они едут греться на вечеринку. Едва услышав «греться», вы залезли в машину и отправились вместе с ними к заветной цели.

«Шкода» остановилась уже за городом, перед полуразрушенным кирпичным заводом. Чуть вдалеке — стройка, неудавшийся проект, каркас какого-то здания. Бетонный остов, который несколько лет назад возник здесь буквально за пару месяцев, чтобы потом расползтись трещинами. Стальные прутья, торчавшие то тут, то там, словно щетина, проржавели, и здание стояло теперь небритое, непристойное, зарастая убогими граффити, точно паразитами.

Одна из анархисток привычным движением вырвала из приборной панели спидометр и привязала его проводами к шее: вы направлялись, как только что выяснилось, на концерт двух культовых звезд европейской авангардной сцены. Повалил снег, Пришлось продираться сквозь мертвые, хрупкие от мороза заросли крапивы.

Концерт открыл польский рэпер Дукла, выкрикивавший свои воинственно-левацкие, галлюциногенные стихи под усиленный стетоскопом стук собственного сердца. В импровизированном баре, сооруженном из старых холодильников и кухонных плит, вы взяли себе выпить, а на сцене тем временем, после нескольких выходов на бис, Дукла передал микрофон другому рэперу, творческим псевдонимом которого был штрих-код с упаковки печенья (все называли только первые три-четыре цифры, дальше никто не помнил). Рэпер выступал вместе со знаменитой авангардной группой TESCO, он был веган, трезвенник, садомазохист-любитель и вообще обладал стройной, продуманной шкалой ценностей. Концерт напоминал обряд: под тревожные шумовые коллажи фронтмен отрывисто декламировал коды различных эмульгаторов, подсластителей, консервантов, директивы Еврокомиссии, котировки акций и тому подобное. Зрители пребывали в трансе.

— Кое с кем тебя познакомлю, — прокричал тебе в ухо Архитектор: вы стояли