Дым над тайгой - Станислав Васильевич Вторушин

В формулировку «по собственному желанию» Остудин не верил. Батурин сказал: «Не стал дожидаться второго строгача». Это уже была более веская причина для ухода. При такой перспективе у кого угодно появится «собственное желание». Поэтому он, как бы между прочим, спросил:

— Кстати, а почему Барсов не захотел здесь оставаться? Не поладил с кем?

— Причин много, — помедлив, ответил Еланцев. — Но главная, думается, та, что Николай Александрович изработался. Такое хозяйство может вытянуть только двужильный.

— Значит, надо разработать методику по накачиванию мускулов, — сказал Остудин, оглядывая кабинет рассеянным взглядом. — Если одного двужильного мало, вытягивать надо всем.

В кабинет начали входить люди. Кивнув головой новому начальнику, со стуком отодвигали стулья и садились за стол. Он обратил внимание, что у каждого здесь свое, раз и навсегда обозначенное, место. Рассевшись, они вполголоса продолжали разговор, по всей вероятности, начатый еще до приезда Остудина в контору. Скорее всего, обсуждали какие-то производственные дела.

Шумное появление своих новых сослуживцев не только не обидело его, он остался им даже доволен. Люди не собирались подстраиваться под новое начальство, им-то не надо было вникать в производство. Они этим производством жили, они им живут и будут жить впредь, какого начальника ни пришли. В ближайших своих действиях Остудин решил исходить из этого своего наблюдения.

Процесс знакомства есть процесс знакомства и ничего необычного в него не привнесешь. Да и зачем? Поочередное представление одного, второго, третьего не есть знакомство. Это всего-навсего пофамильное обозначение. Знакомство начнется тогда, когда люди, как говорится, съедят вместе не один пуд соли. А пока только фамилии: заместитель начальника по общим вопросам Кузьмин Константин Павлович, начальник транспортного цеха Галайба Сергей Афанасьевич, начальник ОРСа Соломончик Ефим Семенович... Всех руководителей отделов и цехов шестнадцать человек. Еланцев называл должность, имя и отчество каждого. Они поднимались, кивали головами и снова садились. В ответ Роман Иванович тоже приветливо кивал и поднимал руку над столом, изображая символическое рукопожатие.

Когда все были названы, Остудин, продолжая стоять, сказал:

— Признаюсь честно: от геологии я оторвался. В последнее время занимался эксплуатационным бурением. Но это сейчас может быть и к лучшему. Вы будете помогать мне, я — вам. Работать будем вместе. Никаких революционных перемен делать не собираюсь. Когда войду в курс событий, поговорим подробно. Если у кого есть вопросы, милости прошу.

Вопрос был всего один. Старший геолог Людмила Тимофеевна Кутепова спросила о семейном положении. И после того, как он ответил, поинтересовалась, почему жена не приехала вместе с ним. Он сказал ей то же самое, что и Батурину: жена приедет после окончания учебного года в школе. Других вопросов задавать не стали.

Когда все разошлись, Краснов сказал:

— Может, сначала пообедаем, а потом займемся делами? Время-то уже к концу рабочего дня, а в самолетах АН-2, насколько я знаю, не кормят.

Остудин посмотрел на Еланцева. Тот пожал плечами и сказал:

— Я не против.

С обеда в кабинет вернулись все вместе. Знакомить с делами экспедиции начал Иван Тихонович. Он подошел к большой геологической карте района и сказал:

— Вот здесь мы ведем поиск. Геофизики подготовили несколько хороших структур, но пока мы не можем до них добраться...

Остудин сразу же вспомнил тайгу, проплывавшую под крылом самолета, дымящуюся майну на Оби и понял, что с сегодняшнего дня все это становится его территорией жизни. «Первым делом надо побывать в транспортном цехе, — подумал он. — От него зависит половина успеха. А может, и больше». Еланцев между тем называл нефтяные залежи, разведанные экспедицией.

— Вот это Юбилейное месторождение, — говорил он, обводя кончиком указки жирное черное пятно на карте. — Самое крупное из открытых нами. Сейчас нефтяники строят там поселок. А мы... Черт знает, что у нас происходит. Аварии, некачественное испытание скважин, бурим плохо... Короче, все один к одному.

— Черная полоса? — спросил Остудин, всматриваясь в карту.

— Белой ее не назовешь, это верно, — согласился Еланцев. — Некоторые даже подвели под это теоретическую базу: идет полоса невезения, и здесь ничего не поделаешь. Все старания как в прорву — все беды напоказ.

— А что ты лично думаешь об этом? — Остудин не заметил, когда они с главным геологом перешли на «ты».

— Не везет тогда, когда работают спустя рукава. Привыкли, что все в порядке, все делается само собой. У всех на уме одно: Барсов уходит, появится новый начальник, тогда развернемся. Вот и появился. Вот сюда, — Еланцев показал на карте площади, где, по его мнению, может залегать нефть, — нам надо переводить хотя бы одну буровую бригаду. Но у нас острая нехватка оборудования. Одна бригада вместо того, чтобы бурить, помогает монтировать станок. Другая стоит из-за нехватки обсадных труб. И лишь одна ведет проходку. А ведь мы не зря говорим, что нефть находится на кончике долота. Будут метры проходки — будут открытия.

Еланцев снова повернулся к карте и начал рассказывать о геологических перспективах района. Он так увлекся этим, что заразил и Остудина. Роман Иванович несколько раз вставал из-за стола, чтобы получше рассмотреть контуры структур, на которые показывал главный геолог, задавал вопросы о путях к ним, о местности, о том, что думают об этом в объединении у Батурина. У Еланцева наболело. А поскольку говорил он страстно, апеллируя то к новому начальнику экспедиции, то к Барсову, то даже к министерству, никто не обращал внимания на время. Машенька высидела допоздна, искренне полагая, что с минуты на минуту может понадобиться новому начальнику. Часов в девять не выдержала. Осторожно приоткрыла дверь, встала на пороге, робко спросила Остудина:

— Роман Иванович, я вам сегодня еще понадоблюсь?

Остудин сначала ничего не понял, глядя на ее тонкую фигуру в широких валенках, потом удивленно развел руками:

— Прости, пожалуйста. Рабочий день давно закончился, я думал, ты ушла со всеми.

— Как же можно уйти без предупреждения? — удивилась секретарша.

Остудин только качнул головой и сказал:

— Иди отдыхай, я разрешаю.

Машенька молча кивнула в ответ. Скажи неосторожное слово — наверняка бы расплакалась. А Остудин подумал о своем предшественнике: «Барсов, по всему видать, был человеком строгих правил. Хорошие традиции надо беречь».

После того как секретарша закрыла за собой дверь, в кабинете наступила пауза. Руководители поняли, что даже самый интересный разговор должен иметь конец.

Первым попрощался Еланцев. В кабинете какое-то время стояла тишина. Краснов поднялся, покачался