Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

перед ней свой хвост, полный неистовых планет, каждая – зеленое кольцо со зрачком внутри на фоне собственного солнца, то золотого, то, миг спустя, с переменой света, розового. Она словно бы глядела на карту вселенной, глядела, но не воспринимала ее, как и клочки неба, которыми тут и там была прорезана тускло-зеленая крона дерева. Вместо всего этого ей открылось видение. Внутренним оком смотрела она на хлынувшие сюда орды, на сто десять миллионов снявшихся со своих мест и захватывающих новые, а себя она видела огромным ангелом, крылья с дом величиной, который возвещал неграм, что им придется искать другое место. Лицо ее, когда она, размышляя об этом, повернулась к коровнику, было исполнено величавого удовлетворения.

К коровнику она приблизилась немного сбоку, что позволило ей незаметно заглянуть в дверь. Мистер Чанси Шортли, присев на корточки у входа, прилаживал последний доильный аппарат к вымени большой пятнистой черно-белой коровы. К его нижней губе посередке приклеился коротенький окурок сигареты. Миссис Шортли понадобилось полсекунды, чтобы вглядеться хорошенько.

– Ежели она увидит или прослышит, что ты тут куришь, она взбесится, – сказала она ему.

Мистер Шортли обратил к ней изрытое колеями лицо с промоиной под каждой скулой и с двумя протяженными трещинами по обе стороны от волдырчатого рта.

– Ты, что ли, скажешь? – спросил он.

– У ней у самой нос имеется, – сказала миссис Шортли.

Мистер Шортли небрежно, как будто это проще простого было исполнить, поддел окурок кончиком языка, втянул в рот, плотно сомкнул губы, встал, вышел наружу, окинул жену основательным круговым одобряющим взглядом и выплюнул дымящийся окурок в траву.

– Ох, Чанси, – сказала она, – ха-ха, – и, сделав ямку носком сапога, столкнула туда окурок и прикрыла землей.

Этим трюком мистер Шортли выказывал свою любовь к ней. Когда он за ней ухаживал, он не тренькал на гитаре и не одаривал ее приятными вещицами, а садился перед ее домом на крылечке и, ни слова не говоря, изображал из себя парализованного, привалившегося к стенке, чтоб насладиться сигаретой. Когда окурок уменьшался до нужного размера, он вскидывал на нее взгляд, открывал рот, втягивал туда бычок и так сидел, словно проглотил его, глядя на нее до того любящими глазами, что просто невозможно. Это чуть с ума ее не сводило, и всякий раз, как он это проделывал, она хотела надвинуть ему шляпу на глаза и задушить его в объятиях.

– Ну, – сказала она, входя следом за ним в коровник, – приехали, значит, эти Подгузники, и она мне: где мистер Шортли? Хочет тебя с ними познакомить, а я ей отвечаю: некогда ему…

– Тяжести таскает, – сказал мистер Шортли, опять присаживаясь на корточки около коровы.

– Думаешь, он сумеет трактор водить, ежели по-английски не знает? – спросила она. – По-моему, не окупятся они ей. Сынок-то его может объясниться, но хлипкий он еще. Который из них работник, тот не говорит, а который говорит, тот не работник. Лучше бы она ниггеров еще поднаняла.

– Я бы ниггера взял, – согласился мистер Шортли.

– Она говорит, их еще десять миллионов таких, перемещенных. Говорит, священник этот может сколько хочешь их раздобыть.

– Ей бы не водить с ним дружбу, со священником с этим, – сказал мистер Шортли.

– Не большого он ума, кажись, – сказала миссис Шортли. – С виду дурак дураком.

– Я без папы ихнего римского знаю, что мне в коровнике делать, – сказал мистер Шортли.

– Не итальянцы, поляки они, – сказала она. – Из Польши, где мертвые были навалены. Помнишь, показывали?

– Три недели, и не будет их тут уже, – сказал мистер Шортли.

•••

Через три недели миссис Макинтайр и миссис Шортли подъехали к полю сахарного тростника в низине, чтобы посмотреть, как мистер Гизак начнет управляться с силосорезкой, которую миссис Макинтайр сейчас купила, потому что, сказала, теперь наконец есть человек, способный на ней работать. Мистер Гизак мог и на тракторе, и на рулонном прессе-подборщике, и на силосорезке, и на комбайне, и на зернодробилке, и на любой другой машине, какая у нее имелась. Он был умелый механик, и плотник, и каменщик. Он был расчетлив и энергичен. Миссис Макинтайр говорила, что на одном только ремонте он будет экономить ей двадцать долларов в месяц. Сказала, не было в ее жизни дня, который она бы провела с такой пользой, как день, когда она его заполучила. Он и с доильным аппаратом умел обращаться и был безупречно чистоплотен. Не курил.

Она остановила машину у края тростникового поля, и они вышли. Салк, молодой негр, прицеплял к силосорезке открытый сверху фургон, а мистер Гизак прицеплял силосорезку к трактору. Он справился первым, оттолкнул цветного парня и прицепил фургон сам, жестикулируя с ярко рассерженным лицом, когда ему нужен был молоток или отвертка. Все, что делалось, делалось для него слишком медленно. Негры его нервировали.

Неделей раньше он в обеденный перерыв застал Салка с мешком в индюшатнике. Увидел, как он тихо прокрался туда, как он выбрал из молодых покрупнее, пригодную для жарки, сунул в мешок, а мешок спрятал под курткой. Мистер Гизак последовал за ним в обход постройки, налетел на него, притащил к задней двери миссис Макинтайр и без слов разыграл перед ней всю сцену, а негр тем временем бубнил и бурчал, мол, разрази его, Салка, гром Господень, ежели он хотел эту индейку скрасть, он только взял ее, чтоб гуталином голову ей помазать, оспа у ней, правда истинная перед Господом, гром его разрази, ежели он врет. Миссис Макинтайр велела ему отнести индейку обратно, а потом долго объясняла поляку, что негры на то и негры, чтобы воровать. В конце концов ей пришлось позвать Рудольфа и сказать ему по-английски, чтобы он сказал отцу то же самое по-польски, и мистер Гизак ушел, по лицу было видно, огорченный и обескураженный.

Миссис Шортли стояла у тростникового поля и смотрела, надеясь, что с силосорезкой что-то пойдет не так, но все шло гладко. Что мистер Гизак ни делал, его движения были быстрыми и точными. Он ловко, как обезьяна, вспрыгнул на трактор, вывез громоздкую оранжевую силосорезку на поле, и считаные секунды спустя измельченный тростник зеленой струей хлынул из трубы в фургон. Трактор, покачиваясь, двинулся вперед, и вскоре силосорезка, проходя ряд до конца, скрылась из глаз, шум стал отдаленным.

Миссис Макинтайр испустила довольный вздох.

– Наконец-то, – сказала она, – у меня появился надежный человек. Сколько лет я с жалкими людьми промучилась. С отребьем. С белыми нищебродами и ниггерами, – проворчала она. – Все соки из меня высосали. До вас у меня Рингфилды были, и Коллинзы, и Джаррелы, и Перкинзы, и Пинкинзы, и Херрины, и