Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

Макинтайр не увидела ее ухмылку. О том, что Перемещенный замыслил, она узнала от старика, от Астора, и никому, кроме мистера Шортли, не сказала. Мистер Шортли так в кровати и поднялся, прямо Лазарь из гробницы.

– Закрой рот! – сказал он.

– Правду говорю, – сказала она.

– Нет! – сказал мистер Шортли.

– Да, – сказала она.

Мистер Шортли упал на спину обратно.

– Поляк не соображает, что тут можно, а чего нельзя, – сказала миссис Шортли. – Мне сдается, священник виноват. Подначивает его.

Священник часто приезжал повидать Гизаков, а заодно всегда заглядывал к миссис Макинтайр, и они вместе обходили ферму, она показывала ему усовершенствования и слушала его нескончаемую болтовню. Миссис Шортли вдруг пришло в голову, что он, наверно, уговаривает ее поселить тут еще одну польскую семью. Тогда польская речь забьет здесь английскую! Негры уйдут, и будут две чужие семьи против нее с мистером Шортли! Ей представилась война слов: польские слова и английские движутся друг на друга, грозно наступают, не фразы, отдельные слова, выкрики фальцетом, курлы-мурлы, курлы-мурлы, пущены в атаку, наступают, схлестываются, дерутся. Она увидела, как польские слова, грязные, заносчивые, нереформированные всезнайки, мечут мерзость в чистые английские слова, и вот уже разница пропадает, все запачкано одинаково. Она увидела, как все они лежат, наваленные грудой в маленькой комнате, все мертвые грязные слова, их слова и ее, будто голые тела в кинохронике. Избавь меня, Господи, молча вскричала она, от зловонной силы сатанинской! И начала с того дня читать Библию с новым вниманием. Она вчитывалась в Апокалипсис, принялась цитировать пророков и вскоре пришла к более глубокому пониманию своего бытия. Она ясно увидела, что в основе мироздания лежит мистический план, и без удивления заподозрила, что, будучи сильной, играет в этом мировом плане не последнюю роль. Всемогущий Господь, увидела она, сотворил сильных людей, чтобы делать то, чему надлежит быть сделанным, и она почувствовала, что будет готова, когда ее призовут. А пока ее задача – она чувствовала – приглядываться к священнику.

Его визиты все больше и больше ей досаждали. В последний раз ходил и собирал с земли перья. Нашел два павлиньих пера, четыре или пять индюшачьих и старое коричневое куриное перо, сложил из всего этого подобие букета и увез с собой. Как он ни строил из себя дурачка, миссис Шортли это не обманывало нисколько. Хорош гусь: насылает орды иноземцев занимать чужие места – только бы вражду посеять, только бы ниггеров вытурить, только бы Церковь свою, блудницу вавилонскую, укоренить среди праведного народа! Всякий раз, как он появлялся, она пряталась за чем-нибудь и наблюдала, пока он не уезжал.

А однажды в воскресенье, ближе к вечеру, ей видение было. Она отправилась загонять коров вместо мистера Шортли, у него разболелось колено, и медленно шла через пастбище, руки сложены, взгляд на далеких, низко лежащих облаках, похожих на белых рыб, выброшенных рядами на бескрайний голубой берег – один ряд, другой, третий. Одолев пологий подъем, остановилась перевести дух, ей же повсюду свой огромный вес приходилось таскать, а не молоденькая уже. Иногда сердце давало о себе знать: будто кулачок детский сжимался и разжимался в груди, и, когда такое случалось, все мысли в голове кончались и она расхаживала бесцельно, как большая пустая оболочка самой себя; но этот подъем миновала без дрожи, без спазмов и, довольная собой, задержалась наверху. Вдруг у нее на глазах небо завернулось назад двумя половинками, словно театральный занавес, и перед ней предстала гигантская фигура. Цветом была как солнце вскоре после полудня, бело-золотая. А каких очертаний, не поймешь, но вокруг нее, сверху, снизу, с боков, стремительно вращаясь, сияли огненные колеса с неистовым темным зрачком внутри каждого[8]. И невозможно сказать, вперед или назад она движется, до того величественна была фигура. Миссис Шортли закрыла глаза, чтобы смотреть сквозь веки, и фигура сделалась кроваво-красной, а колеса – белыми. И голос, очень звучный, произнес одно-единственное слово: «Прорицай!»

Она слегка пошатывалась, но стояла во весь рост, глаза зажмурены, кулаки стиснуты, соломенная широкополая шляпа низко надвинута на лоб.

– Дети нечестивых народов пойдут под нож мясника, – изрекла она громогласно. – Ноги заместо рук, ступня на лице, ухо где ладонь. Кто останется цел? Кто останется? Кто?

Через некоторое время она открыла глаза. Небо было полно белых рыб, они лежали на боку, лениво позволяя какому-то скрытому течению себя сносить, а из-под них, как будто несомые в противоположную сторону, то и дело выныривали кусочки подводного солнца. С трудом переставляя одеревеневшие ноги, она кое-как пересекла пастбище и добралась до построек. Через коровник прошла в каком-то забытьи, не обращая внимания на мистера Шортли. Двинулась дальше по дороге и немного погодя увидела машину священника, стоящую у дома миссис Макинтайр.

– Опять, – пробормотала она. – Явился, губитель.

Миссис Макинтайр и священник прохаживались во дворе. Чтобы не столкнуться с ними лицом к лицу, она свернула влево и вошла в сарайчик без перегородок, где вдоль стены громоздились мешки в цветочек со сборным кормом. В одном углу был насыпан корм из устричных ракушек, на стене висели старые запачканные календари с рекламой корма для телят и разнообразных безрецептурных медикаментов. На одном был изображен бородатый джентльмен в сюртуке со склянкой в руке, а под ногами у него шла надпись: «Это волшебное открытие отрегулировало мой стул». Миссис Шортли всегда, глядя на него, ощущала в нем нечто близкое, ее словно возвышало в собственных глазах это знакомство с важной персоной; но сейчас на уме у нее было только опасное присутствие священника. Она заняла позицию у щели между двумя досками, откуда ей было видно, как он и миссис Макинтайр, гуляя, приближаются к питомнику для индюшат, который почти примыкал к сарайчику.

– Ар-р-р-р-р! – произнес он, подойдя к питомнику. – Какие славные малыши!

Он наклонился и стал смотреть сквозь проволочную сетку.

Губы миссис Шортли скривились.

– Как вы думаете, уедут Гизаки от меня? – спросила его миссис Макинтайр. – Не захотят перебраться в Чикаго или еще куда-нибудь?

– А какой для них сейчас в этом смысл? – спросил священник, придвинув длинный нос к проволоке и крутя пальцем перед индюшонком.

– Деньги, – ответила миссис Макинтайр.

– Ар-р-р-р, так пр-р-рибавьте им, – сказал он рассеянно. – Им надо как-то справляться.

– И мне тоже, – пробормотала миссис Макинтайр. – Если им платить больше, мне от кого-то придется избавиться.

– А как Шор-р-ртли, вы ими довольны? – поинтересовался он, обращая больше внимания на индюшат, чем на нее.

– Пять раз за месяц я застала мистера Шортли в коровнике с сигаретой, – сказала миссис Макинтайр. – Пять раз.

– А негр-р-ры лучше?

– Врут, воруют, и