Восьмая шкура Эстер Уайлдинг - Холли Ринглэнд

11

Эстер провела на западном побережье год, но обшитый досками дом Эрин на берегу моря в ее глазах никак не изменился, разве что историй в нем стало больше: книги, картины, витрины с редкостями — костями, раковинами, засушенными водорослями, необработанными драгоценными камнями. И если Фрейя на этом острове славилась как реформатор искусства татуировки, то ее сестра Эрин, человек с университетским образованием, пристально изучала роль женщин в мифах, фольклоре и сказках. Эрин была внештатным преподавателем в университете Нипалуны-Хобарта, ее часто просили прочитать лекцию или провести семинар по женским повествовательным практикам. Она была первым человеком, которого Аура посвятила в свои планы отправиться в Данию и учиться в Копенгагене.

Эстер устроилась за кухонной стойкой. Эрин сорвала с мяты, росшей на подоконнике, несколько листочков и вскипятила чайник. В воздухе густо пахло медом, специями и… сексом.

— А мы… — Эстер оглядела крошечную студию, — …одни?

И она, вскинув бровь, взглянула на тетку.

Эрин, сдержанно улыбаясь, отрезала от расписного кекса два щедрых куска, положила их на винтажные блюдца и добавила по ложке медового мороженого. Одно блюдце вместе с серебряной вилочкой она подвинула Эстер, которая при виде угощения тихонько присвистнула от восторга. Густая глазурь, украшенная розовыми лепестками, дроблеными фисташками и засахаренным имбирем, стекала по бокам кекса. Выпечка пирогов, как и многие другие увлечения Эрин, была тесно связана со сказками; она открыла для себя расписные кексы, прочитав итальянскую сказку XVII века про сбежавшего жениха и невесту. Девушка испекла пирог в виде суженого и тем вернула беглеца. Еще подростком Эстер знала: Эрин печет, чтобы наколдовать любовь.

— Ну так что? — спросила Эстер, с улыбкой отправляя в рот первый кусочек. Кекс, благоухающий кардамоном, миндалем, розой и имбирем, таял на языке. Голова кружилась от облегчения: как хорошо оказаться подальше от родителей. От грозного звонка с работы. Подцепив немного медового мороженого, она закатила глаза от удовольствия. — Повторю. — Она отломила вилкой еще кусочек. — Ну так что?

Эрин усмехнулась. Привалившись к стойке и красиво скрестив ноги, она с непроницаемым лицом ела кекс с мороженым. Дверь спальни открылась, и Эстер увидела знакомое лицо. Ей застенчиво улыбался Френки, местный рыбак, от которого она редко слышала больше двух слов подряд. Френки подошел к Эрин, поцеловал ее в щеку и прошептал что-то на ухо.

Эстер выпучила глаза.

— Ты приворожила Френки расписным кексом? — просипела она, когда за рыбаком закрылась входная дверь.

— Не стоит недооценивать тихонь, — блаженно вздохнула Эрин и поднесла вилку с куском пирога к губам. — Или магический потенциал рецепта из старой сказки.

Эстер фыркнула:

— Не хочу показаться маловеркой, но, подозреваю, дело не только в пирогах. — Она указала вилкой на тетку: копна кудрей, изящные татуировки от пальцев до локтей, серебряные украшения, яркие, пронзительно-светлые глаза. — Возьмись я печь пирог по рецепту из сказки, чтобы приворожить себе любовника, то приворожу… — Эстер помолчала, вспоминая своих коллег из «Каллиопы», — …малька какого-нибудь.

— Хм. Множество сказок начинаются с мальков, — парировала тетка. Она облизала вилку и поставила пустое блюдечко в раковину. — И потом, неужели ты, моя восточная звезда, забыла, что смысл не в пироге, а в ритуале. — Эрин вымыла и вытерла руки. Процедив мятный чай, она повернулась к Эстер. Легкомысленное выражение сменилось серьезным. — Нелегкие тебе выпали дни. Лебедь. Вечер памяти. А сегодня, кажется… перебор.

Эстер всмотрелась в теткино лицо.

— Кто из них тебе все рассказал?

— Фрейя. Когда ты убежала. Если хочешь, расскажи ты.

Эстер пожала плечами. Эрин потянулась к шкафчику над холодильником. Достав бутылку датского аквавита[40] и два стаканчика, она, повернувшись к Эстер, покачала их в ладони. — Может, ну его, этот чай? Давай призовем Йоханну и Гулль?

Эстер неохотно улыбнулась тетке. Призывать далеких датских предков всегда было делом Эрин и Ауры, к Эстер этот ритуал отношения не имел.

Поставив стаканчики на стол, Эрин налила в каждый на два пальца. Из невысокого секретера достала банку с морской водой, пузырек черных чернил, свечу и спички. Повернулась к Эстер, вскинула бровь. Та недовольно засопела, но расчистила место, убрав со стойки книги, бумаги, ручки, ракушки и пемзу с пляжа. Эрин расставила на стойке банку, пузырек и свечу, чиркнула спичкой и поднесла огонек к свече. Эстер смотрела, как занимается фитиль. Как Аура любила этот момент! Эстер ждала, что скажет тетка.

— Старейшины. Предки. Йоханна и Гулль. Женщины нашего рода, женщины моря и звезд, мы просим у вас отваги. — Эрин открыла банку с морской водой, окунула палец и провела себе на запястье прозрачную мокрую черту. Эстер последовала ее примеру. Открыв пузырек с чернилами, Эрин прочертила по другому запястью черную мокрую линию. Эстер снова повторила за ней. Эрин дала ей полотенце, вытереть пальцы. Эстер смяла его, глядя, как блестят на коже морская вода и чернила: одна черта прозрачная, другая — черная.

Когда линии на запястьях подсохли, Эстер и Эрин подняли стаканчики и залпом выпили.

— Живая вода. — Эстер закашлялась.

— Жидкий огонь, — просипела Эстер, чувствуя, как аквавит стекает по пищеводу. — А дальше что? Мороз по коже? Стакан упадет с полки? Свет замигает? И Йоханна и Гулль вот-вот завоют как ветер?

Эрин оперлась о стойку и посмотрела Эстер в лицо.

— Когда мы с твоей мамой подростками были в Дании, с этим ритуалом нас познакомила наша двоюродная сестра Абелона, и мы сразу усвоили его смысл: установить связь со всем, что больше твоей собственной жизни. Принять истории, из которых мы вышли и в которые уйдем. Смысл ритуала в том, чтобы распахнуть разум и душу. Судя по тому, что произошло сегодня за ужином, он может пойти тебе на пользу.

Эстер залилась краской стыда под испытующим взглядом Эрин.

— Ты знаешь про дневник? — спросила она, хотя ответ был уже ясен.

— Фрейя мне его показывала.

Эстер помолчала, пытаясь не расплакаться. Почему она все узнала позже всех? Эстер достала из рюкзака дневник и положила его на стойку. С обложки на них смотрела Ши-Ра.

— Мама с папой уверены, что вторая часть, «Семь шкур», полна символов. Они желают, чтобы я тоже отправилась в Данию. Разобраться, что это за символы. Но ты, конечно, и без меня это знаешь.

— Конечно. — Эрин не сводила глаз с дневника. — Они так решили не на пустом месте, верно? Твои родители? — Эрин придвинула дневник к себе и пролистала его до изображения Девушки из Биналонг-Бей. — То, как мы понимаем истории, раскрывает и натуру рассказчика, и натуру того, кто читает и слушает. Сказания — живые существа, верно? Они умирают, только когда их забывают. Мне