Господи, напугай, но не наказывай! - Леонид Семенович Махлис

лишь младший сын Матвея — Феликс. Но и его жизнь потрепала — не позавидуешь. После мобилизации Матвея 12-летнего Феликса с матерью эвакуировали в поселок Шарихан под Андижаном. Жили в кибитке. Там мать внезапно заболела и угодила в больницу. Мальчишку выгнали на улицу. Нашлись добрые люди, пристроившие его в детский дом. Там кормили. А когда парню стукнуло 14, направили работать на швейную фабрику слесарем по запчастям. После войны вернулись в Харьков. До декабря 48-го жил, как все — закончил ФЗО, поступил на завод. Один из друзей — Вовка Змич работал на обувной фабрике. Вскрылась недостача кожи. Решили списать на воровство. Нашли подставного свидетеля, тот показал на трех друзей, среди них — Феликс, который и знать не знал, где фабрика находится. Припаяли 6 лет и в апреле 49-го погнали по этапу на Северный Урал в Нижнюю Туру. Выдержал только благодаря доброму нраву — заводной был. Нет-нет, да лишнюю шлюмку кидали. Но и постоять за себя умел.

Последний удар по нашей семье нанесла гибель маминого единственного брата Зямы.

АВРУМ-ЯНКЕЛЬ

Дед был единственным после мамы родственником, который мной любовался, а не воспитывал. Он подолгу с интересом наблюдал за моей возней с очередным конструктором. Потом поощрительно заключал:

— А идише коп! Он будет инженером. Из него выйдет толк.

— А бестолочь останется. — Вставляла бабушка.

— Нет, — мечтательно резюмировала тетя Маня. — Он будет врачом. И будет нас всех лечить, когда мы будем старенькими.

Я не знал, кто такой «толк», но уже хорошо понимал, что врач из меня никакой.

Шолом Болотин, 1915 г.

Деду не удалось дать своим детям дельного образования. Два сына умерли. Дочери рано вышли замуж и стали образцовыми женами, что ценилось не меньше высшего образования. Теперь было самое время подумать о внуках. Мне дед тоже нравился, пока не лез целоваться. Его щеки, казалось, не знали ни опасной, ни безопасной бритвы со дня его, и уж во всяком случае, моего рождения. Особым уважением родни он не пользовался, главным образом, из-за репутации гуляки. Дядя Яша стеснялся его, тяготился этим родством, ворчал вслед тестю, но от стола не отказывал.

В конце 1911 года в процветающий Екатеринослав приехал из Белоруссии в поисках заработка молодой кровельщик Аврум-Янкель Болотин, один из пятерых детей в крестьянской семье Рухл и Шолома Болотиных, влачившей полунищее существование в местечке Шумячи Могилевской губернии, что неподалеку от Рославля.

Подвернулась работа в кузнице, за которую он немедленно ухватился. В первый же день на новом месте Аврум-Янкель сдружился с другим кузнецом, 27-летним Левой Кривоносом, а через неделю Лева привел приятеля в дом. Аврум-Янкель увлекся 19-летней сестрой друга и вскоре посватался к ней. Родители девушки Гителе и Зельман как могли противились браку — Аврум-Янкель был малограмотным. Но в конце концов им пришлось сдать позиции и примириться с желанием молодых. В 1913 году сыграли свадьбу. В 1914 году на свет появилась их первая дочь Махля (Манечка). Перебравшись в Харьков, Кривоносы поселились компактно. Большая часть сбилась в кучу в Торговом переулке, что на Лопанской стрелке, деля тяготы и радости, потеряв четкие различия между родными и двоюродными. Об этом периоде жизни они будут вспоминать до конца дней своих как о самом добром и счастливом времени. Сюда же Аврум-Янкель перевозит родителей. Пока старшие братья-Кривоносы — Давид и Лева заняты ратным делом, оставшиеся в тылу налаживают новый быт. Перед самой революцией Клара и Моисей напару вступают в РСДРП и сообща осваивают профессию щеточников-наборщиков. К ним присоединяются подтянувшиеся из Екатеринослава двоюродные братья Иосиф и Исаак Владимирские. Всей командой вливаются они в коллектив харьковской щеточной фабрики. Муж Аврум-Янкель Болотин не одобрял ее решения и прочно держался мелкобуржуазных предрассудков, пока ему не улыбнулось счастье в виде НЭПа. Он тут же сколотил артель по производству щеток, которая просуществовала несколько месяцев. После отмены НЭПа Аврум-Янкель наладил кустарное производство. При любой погоде и до самой смерти он будет набивать щетки и продавать их каким-то артелям, промкооперациям и непосредственно потребителям.

Аврум-Янкель Болотин

В 1919 году у Болотиных рождается дочь Мася (Ася), а годом позже — сын Зяма. Дав детям подрасти, Клара возвращается на фабрику, ставшую для нее вторым домом. Брак оказывается, увы, недолговечным, и в 1925 году Аврум-Янкель разводится с Кларой, и переезжает в Воронеж, где вскоре женится вторично. Клара остается с тремя маленькими детьми, которые растут в Торговом переулке, опекаемые многочисленной родней. Рухл и Шолом доживают свой век в Харькове по-прежнему в крайней нужде. Сыновья Аврум-Янкель и Сема пишут редко. Их сестры тоже оказываются не в состоянии скрасить последние годы жизни родителей. Старшая, Ида, осталась в Шумячах, где воспитывает четырех детей. Средняя, Берта, еще в 22 году покинула Россию и поселилась в Буэнос-Айресе, где доживет до глубокой старости в окружении многочисленных детей и внуков. Какое-то время от нее приходят письма и деньги. Последнее письмо, пришедшее после войны, вызвало непреодолимый страх перед возможными репрессиями из-за заграничных родственников, было уничтожено, и связь оборвалась. Почти полвека спустя, моей маме, поселившейся в Канаде, удастся разыскать тетку, но переписка вновь оборвется, на этот раз навсегда. А младшая сестра деда, Маня, умрет в 24 года, оставив двух маленьких детишек. В трудную минуту старенькая Рухл не гнушалась выйти на улицу с лотком, зарабатывая на хлеб продажей семечек и конфет. Только дети Клары и навещают стариков, пока в 1927 году мой прадед Шолом не умрет в возрасте 85 лет, а приехавший на похороны отца Аврум-Янкель не увезет овдовевшую Рухл в Воронеж.

Дед и в суровые послевоенные годы оставался верен своему кустарному ремеслу. Он прикупил хромоногую хатку на окраине Львова, набивал там щетки, которые сбывал местной артели или приторговывал на толкучке. Дедово ремесло казалось мне дивным искусством. Я все никак не мог взять в толк — как же все-таки проникают в эти крохотные дырочки ровненькие пучки конского волоса. И ведь не вываливаются, словно дед заколдовал их. В 60-е это искусство пережило новый бум. На фоне всеобщего дефицита и упадка на Украине и на гребне артельно-колхозных послаблений наблюдалось явное перепроизводство этого товара. Кустари вынуждены были расширять рынок сбыта, мотаться по республике от Одессы до Конотопа. Одесситы даже создали своеобразную биржу труда. Вербовали рабочих «на щетки» и возили по артелям в разные города. Редкая еврейская свадьба обходилась тогда без