Семь процентов хаоса - Эллен О'Кловер

class="p1">– В анкету нельзя просто добавлять все, что захочется. – Я тянусь к ней через стол. – Мы с Верой несколько месяцев формулировали вопросы так, чтобы получать точные предсказания. Это не…

– Поскольку Вера вышла из игры, мы консультируемся с бихевиористом из Лос-Анджелеса, – отвечает Эвелин. – Мы все учли, можешь быть спокойна.

Я молча открываю и закрываю рот, наконец спрашиваю:

– Кто он? – Ученый, который работает над «ПАКС», – Вера, и никого другого быть не может. – Почему вы мне ничего не сказали?

– Это профессор Блейз Вайзнер, – отвечает Эвелин. – Мы не хотели отвлекать тебя от работы над «ПАКС-парой». Но теперь очевидно, что тебе следует сосредоточиться на этом еще сильнее. – Она переводит взгляд с меня на Миллера и снова на меня, а потом – на Феликса.

– И поэтому мы будем учиться общению со СМИ, – произносит он.

Кажется, у меня мозги сейчас взорвутся. Я не догоняю. Какой на фиг Блейз Вайзнер? Почему со мной никто не посоветовался?

– Вы и я, целый день, – продолжает Феликс. – Потом, если потребуется, после школы. Потом, если будет недостаточно, в следующие выходные. – Он откидывается на спинку стула, но постукивает пальцем по столу, подчеркивая значение своих слов. – Мы обсудим, что можно говорить на публике, когда касаться друг друга, как смотреть; в общем, все нюансы, которым, как мне казалось, нет необходимости учить двух взрослых людей, но очевидно, что вам без тренинга не обойтись. – Феликс смотрит на нас, и я ощущаю себя пятилеткой, от которой здесь ничего не зависит. – То, что было вчера, – это катастрофа. И нам еще придется объяснять, что с вами произошло.

Мы молчим.

Брови Феликса взлетают вверх.

– Ну так что же.

– Это была ошибка, – говорит Миллер. Я кошусь на него, и он опускает руки на колени. – Мы поссорились и не смогли сдержаться. Такое больше не повторится.

Как все просто! Какое удобное объяснение. Мы поссорились. Что, правда?

– Не повторится, – говорит Феликс. – Ни в коем случае.

После этого Эвелин уходит домой. Глядя, как она шагает к лифту, я невольно задаюсь вопросом, что еще она от меня скрывает. Но не успеваю я поразмыслить над этим, как остаюсь в конференц-зале с Миллером и Феликсом, который читает нам самую странную лекцию из всех, какие только могут быть.

– Языком тела… – говорит Феликс после того, как мы посмотрели десять отрывков из романтических комедий с парочками, между которыми, по его словам, определенно существует химия, – языком тела можно сказать все на свете. Вчера язык ваших тел говорил: «У меня на этого человека аллергия». – Сделав свет в зале поярче, он оборачивается к Миллеру. – Входя в комнату, сидя возле Ро на диване, делая что угодно неподалеку от нее, ты должен всем телом ощущать ее присутствие.

Миллер не шевелится, но его бледные уши розовеют.

– Когда вы сближаетесь – в дверном проеме, в переполненной людьми комнате, в очереди на кассу в супермаркете, – ты касаешься ее спины или локтя. Ты настроен на нее. – Феликс указывает на меня. – Ро красавица. Тебе реально повезло, что вы пара. Веди себя соответствующе.

Я сглатываю и не свожу взгляда с Феликса, потому что просто не могу заставить себя посмотреть на Миллера.

– А ты, – говорит мне Феликс, – точно так же должна относиться к Миллеру. Бери его за руку в толпе. Придвигайся поближе на диване. Опирайся на него, как на своего парня, черпая у него силу, ведь он и правда твой парень, и так ты и должна себя вести. – Он смотрит на Миллера и на меня. – Вы двое подходите друг другу на девяносто три процента, так? Готов на это поспорить, а вы все портите своими фокусами. Пора уже начать работать вместе. – Наступает тишина, потом Феликс вздергивает идеальную бровь: – Capisce[10]?

– Capisce, – отвечаю я, но мой голос звучит хрипло и неубедительно.

– Кроме того, – говорит Феликс, повторно проигрывая без звука отрывок с влюбленной парочкой во время праздничного застолья, – вам нужно поработать над зрительным контактом. Я не имею в виду ваши злобные взгляды, с этим вы справились без моей помощи. Обратите внимание, как эти двое находят друг друга в толпе. – На экране герой и героиня встречаются взглядами над блюдом с канапе. – Они общаются с окружающими, но при этом постоянно помнят о своем партнере. Они все время проверяют, на месте ли любимый человек, потому что только его присутствие, кто бы другой ни находился в комнате, волнует их по-настоящему. Они на одной волне.

Феликс смотрит на нас. Я делаю глоток воды из стакана. Когда Миллер согласился участвовать в этом деле вместе со мной, я, конечно, понимала, что нам придется изображать влюбленных. Но мысли о конкретных действиях – соприкосновении локтями, зрительном контакте, одной волне – выбивают меня из колеи. С кем угодно. С любым незнакомцем. Но с Миллером? Разве это возможно?

– Когда один из вас что-то говорит, – втолковывает нам Феликс, – другой на него смотрит. Когда Руби Чакрабарти задает Миллеру вопрос в прямом телеэфире, Ро восхищенно взирает на него, словно не может наслушаться. Если вы вдвоем находитесь на публике и за тридцать секунд ни разу не посмотрели друг на друга, немедленно исправьте ситуацию.

Я кидаю взгляд на Миллера, но, очевидно, эта страстная речь не вдохновила его посмотреть на меня. Он внимательно изучает собственные ногти.

– Влюбленные любят смотреть друг на друга. Это факт. Возьмите его на вооружение.

Я киваю.

– Отлично, – произносит Феликс. – Тогда сейчас попрактикуемся.

Впервые за этот час Миллер открывает рот:

– Что?

– Мы должны как можно скорее опубликовать ваше фото в соцсетях, – отвечает ему Феликс. – Надо купировать последствия нанесенного вами урона. – Он встает и одергивает тунику. – И сейчас мы пойдем в парк дальше по улице снимать очаровательную сцену свидания, и вы проделаете все, о чем я вам только что рассказывал.

Миллер, розовея, смотрит на меня.

– Хорошо, – говорит он. Куда только подевался тот уверенный в себе человек, с которым я поднималась в лифте? – Отлично.

– Отлично, – вторю ему я, хотя не вижу в этом ничего хорошего.

– Отлично, – хлопает в ладоши Феликс.

Когда мы выходим из здания, Миллер придерживает передо мной дверь.

– Мило, – кивает Феликс. – Хорошее начало, Миллер.

Тот испуганно вздрагивает, и я понимаю, что он это не специально. У Миллера врожденная вежливость; я здесь ни при чем.

– Ро, – окликает Феликс, – возьми Миллера за руку.

Я беру. После всего, что случилось за последние несколько дней, мне кажется, что я предаю саму себя. Еле касаюсь пальцев Миллера, а он внезапно удивляет меня тем, что крепко сжимает мою руку. Он опускает на меня взгляд, я смотрю в ответ, и за мгновение до того, как я вспоминаю, что он делает это по инструкции, у меня мелькает мысль: «Что?!»

– Вы только посмотрите, – восклицает Феликс, изображая пальцами, будто фотографирует. – Картина юной любви. – Холодный ветер обматывает края туники вокруг его коленей. – Чудесно.

Мы с Миллером идем к парку в молчании, слушая болтовню Феликса. «Обнимайтесь подольше», говорит он, «углубляйте по возможности зрительный контакт», «смешите друг друга или хотя бы делайте вид». Может, начать записывать за ним? Но в глубине души я вообще не хочу запоминать вот это все.

Парк в конце квартала маленький и тенистый, с пригорками и скамейками; в дальнем конце – пестрая детская площадка со смягчающим покрытием.

– Идеально, – произносит Феликс, направляя нас к свободной скамье, выкрашенной зеленой краской и заляпанной птичьим пометом. Сев, я чувствую, как металлические перекладины холодят ноги через джинсы. – Давайте сделаем здесь несколько снимков.

Миллер усаживается рядом. Его руки покрылись гусиной кожей. Ветер треплет его волосы, и он отбрасывает их назад.

– Надо было захватить куртку, – замечаю я.

– Угу, – коротко отвечает он.

– Эй, народ, – говорит Феликс. Он стоит с телефоном в руке, недовольно глядя на нас. – Мне что, нужно режиссировать все от и до или, может, вы хотя бы попытаетесь сделать то, что мы обсуждали внутри?

Я придвигаюсь к Миллеру до тех пор, пока граница между нами не сминается