Ледяные объятия - Мэри Элизабет Брэддон

вызвал у них его отъезд. Малыши так и норовили примоститься у него на коленях, матроны тайком утирали слезы пришедшимися кстати фартуками, очаровательные юные девушки, краснея, целовали его на прощание, крепкие молодые парни – его старые приятели – клялись, что никогда больше не найдут такого друга, которого могли бы уважать и ценить так, как уважали и ценили его. Все это тронуло его до глубины души. Неужели он собирался пожертвовать всем этим лишь потому, что не мог более жить в своем старом доме теперь, когда его мечты разбились в прах?

Визит к Мэтью Лортону он отложил напоследок, ибо хотел посвятить последние минуты своего пребывания в Хиллборо Сьюзен, испить до дна эту чашу такого сладкого и такого печального расставания. Его последним воспоминанием об английской земле должно было стать ее светлое нежное лицо и ясные глаза, взирающие на него с таким же состраданием, как и в тот день, когда она разбила ему сердце.

Часы пробили половину восьмого, когда он подошел к маленькой садовой калитке. Стоял теплый летний вечер. Окружавший дом сад заливали последние лучи клонившегося к западу солнца, в зарослях боярышника и платанов громко пели птицы, на всем лежала печать мирного сельского вечера. Джона Грейнджера ждали – он понял это с первого взгляда: на столе в гостиной стоял лучший сервиз, в центре – красовалась ваза с букетом роз. Точно такая же роза украшала платье Сьюзен из бледно-голубого муслина. Как часто на протяжении грядущих безрадостных лет перед его глазами будет являться эта картина: возлюбленная с расцвеченными солнечными бликами светлыми волосами и алой розой на груди.

В тот вечер она была с ним очень мила и нежна, ласково льнула к нему, словно к горячолюбимому брату, покидающему ее навсегда. Фермер расспросил Джона о его планах и одобрительно закивал в ответ. Такому крепкому мужчине, как он, скопившему небольшой капитал, стоило попытаться пробить себе дорогу в новой стране и цент за центом преувеличивать его, вместо того чтобы прозябать в Англии, где едва сводишь концы с концами после целого года тяжелого труда.

– Моя малышка Сьюзи собирается замуж за юного Боба Эшли, – сообщил гостю мистер Лортон. – Попросил ее руки лишь в прошлый вторник, хоть и пытался ухаживать за ней весь прошлый год. Я не смог ему отказать, ведь мы с его папашей были старинными приятелями, да и сам он парень порядочный. Собрался арендовать у сэра Мармадюка Холлидея ту небольшую молочную ферму, что располагается по другую сторону от Хиллборо-роуд. Старик Эшли пообещал пригнать на ферму скот, и парень надеется быстро пойти в гору. Видите ли, Джон, моя девочка могла бы подыскать партию и получше, но уж коль молодежь все промеж собой порешила, что проку упорствовать.

Они просидели за столом с полчаса, когда свет из окна внезапно заслонила темная фигура мистера Стивена Прайса. Облокотившись о подоконник в своей привычной непринужденно-фамильярной манере, тот, взирая на них, произнес:

– Добрый вечер, дядя Лортон. Добрый вечер, Сьюзи. Как поживаете, Грейнджер? Не знал, что вы устраиваете чаепитие, иначе не пришел бы.

– Это не чаепитие, – заметила Сьюзен. – Просто мистер Грейнджер пришел с нами попрощаться перед отъездом. И нам очень, очень жаль, что он уезжает.

– Ах, вам жаль? – усмехнулся клерк. – Интересно, что сказал бы на это Боб Эшли.

– Заходи, Стивен, да не говори глупости, – проворчал старик Лортон.

Мистер Прайс вошел в дом и занял место за столом. Он всегда предпочитал кричащие наряды, длинные волосы и пышные бакенбарды, которые постоянно поглаживал сомнительной чистоты, в чернильных пятнах, пальцами.

Он не слишком жаловал такие женские напитки, как чай, который всегда презрительно именовал пойлом, однако принял чашку из рук кузины и с легкостью присоединившись к беседе, задал Джону Грейнджеру множество вопросов относительно его планов. Намеревался ли он купить землю и, если да, то когда и где. На эти и другие подобные вопросы Джон отвечал настолько кратко, насколько позволяла его в высшей степени холодная вежливость.

– И, конечно же, вы заберемте с собой все свои накопления? – задал очередной вопрос Стивен Прайс.

– Нет, накопления я оставлю здесь.

– Черт возьми, приятель, не можете же вы уехать совсем без денег!

– Я возьму с собой лишь то, что выручил за мебель и скот.

– А, верно. Вчера днем вы заходили в контору, чтобы забрать эти деньги. Что-то около шести сотен фунтов? Я сам составлял договор между вами и новым арендатором, потому и знаю.

– Да, чуть больше шести сотен.

– И вы заберете их с собой? Для начала вполне хватит. А остальные лежат в банке старика Лоулера. Там-то они будут в целости и сохранности, будьте покойны. Жаль, я не могу поехать с вами, Грейнджер. Чертовски приелась мне жизнь здесь, в Хиллборо. Вскоре уволюсь из конторы старины Волле. Сил моих больше нет. Один приятель подыскивает мне должность в Лондоне, и как только подвернется что-нибудь подходящее, мигом унесу ноги из этой дыры.

– Только прежде тебе придется расквитаться с долгами, Стив, – без обиняков заявил фермер.

Стивен Прайс пожал плечами и с безразличным видом отодвинул от себя чашку, а вскоре и вовсе поднялся из-за стола и покинул дом, коротко пожелав всем доброго вечера. При этом он даже не попрощался с Джоном Грейнджером, словно совершенно позабыл, что видит его в последний раз. Никто не попытался его задержать. Казалось, после его ухода все вздохнули с облегчением.

После чая Джон и Сьюзен вышли в сад, в то время как фермер раскурил трубку возле раскрытого окна. Солнце почти опустилось за горизонт, и небо на западе окрасилось розовыми отсветами. Сад полнился ароматами роз и цветущей жимолости, и Джону казалось, что никогда больше он не увидит таких цветов и такого сада.

Молодые люди несколько раз в молчании прошлись по узкой тропинке, а потом Сьюзен начала говорить о том, как сильно сожалеет о его отъезде.

– Не знаю, как это объяснить, Джон, но сегодня мне почему-то кажется, что я готова отдать все на свете, лишь бы тебя удержать. Не передать словами, как мне жаль с тобой расставаться. О, Джон, как бы мне хотелось стать для тебя той, о ком ты мечтаешь. Как бы хотелось отбросить прочь все мысли о Роберте.

– О, ты действительно могла бы решиться на это, Сьюзен? – воскликнул Джон, которого внезапно охватило небывалое воодушевление.

В этот момент его судьба висела на волоске. Одно лишь слово Сьюзен – и он останется. Одно лишь ее слово – и в этот ясный летний вечер он не