Создатель эха - Ричард Пауэрс

Она отдернула руку.

– Не надо так упрощать.

С другой стороны, он не стал насмехаться, как другие мужчины. Но она понимала, как отчаянно звучат ее слова со стороны. Скоро последует примеру матери и будет трактовать мормонские писания как предсказания.

– Ей обязательно быть его судьбой? – спросил Дэниел. – Она не может быть, не знаю, счастливой случайностью? Для разнообразия.

– Но они бы никогда не встретились, если бы не авария.

Дэниел встал и подошел к окну, совершенно голый и потерянный. Словно дитя природы. Холода квартиры он будто не ощущал. Он поразмыслил над ее словами. Он всегда готов был прикинуть все на себя; ей нравилась эта черта.

– Не может быть, чтобы у каждого из людей был только свой путь. Все взаимосвязано. Его жизнь, твоя, ее, его друзей… моя. И жизни остальных…

Наблюдая, как он смотрит в окно на переплетенные тропинки судьбы, Карин думала о следах шин. Полицейские измерили и определили три пары. Сколько водителей промчалось мимо в ту ночь, не оставив следов? Она села в постели, прикрывшись одеялом.

– Ты самый загадочный человек из всех, кого я встречала. Всегда говоришь, что существует некая живая энергия, которую мы не в силах…

Как только Роберт Карш над ним не насмехался! Человек-энт. Друид. Отшельничек. А Карин повторяла попугаем любые жестокие слова, лишь бы получить толику одобрения.

Дэниел обратился к кому-то за окном.

– Сейчас миллион видов под угрозой вымирания. Не время думать о личном пути.

В словах явно слышался упрек. Ей словно влепили пощечину.

– Мой брат чуть не погиб. И я не знаю, что с ним будет. Сможет ли он вернуться на работу, сможет ли его мозг, его личность… Уж извини, но мне нужно во что-то верить, чтобы такое пережить.

Силуэт на фоне окна схватился за макушку.

– Я… Боже, нет! – Он вернулся на кровать. – Я тебя ни в чем не виню. – Он с раскаянием погладил ее по волосам. – Есть вещи сильнее нас.

В поглаживании она угадала продолжение: настолько сильнее, что наши судьбы для них ничего не значат.

– Я люблю тебя, – сказал Дэниел. С опозданием на десять лет и вместе с тем преждевременно. – В тебе я вижу воплощение лучших качеств человечества. Сейчас ты искренней и естественней, чем когда-либо.

То есть слабая. Нуждающаяся в поддержке. Допустившая ошибку. Карин решила не продолжать разговор. Уткнулась в его тощую грудь, пытаясь заглушить вырвавшиеся слова.

– Скажи, что все образуется.

– Возможно, – сказал он. Любое жестокое слово, лишь бы ободрить. – Если эта женщина может помочь Марку, тогда она – наша судьба.

Дэниел медитировал – так он размышлял. Она уходила из квартиры всякий раз, когда он садился в позу лотоса. Не потому, что боялась помешать. Стоило ему сосредоточиться на дыхании, как мир вокруг для него переставал существовать. А потому, что ее обижало это спокойное и отстраненное выражение. Казалось, что ее бросают; что она и Марк – всего лишь препятствия на пути к духовному возвышению. В транс он впадал не больше чем на двадцать минут за раз, по крайней мере, при ней. Но для Карин это время грозило стать вечностью.

– Чего ты этим хочешь добиться? – спросила она максимально нейтральным тоном.

– Ничего! Наоборот, медитация помогает мне освободиться от желаний.

Карин вцепилась в подол юбки.

– Какая от этого польза?

– Я становлюсь для себя… объектом. Растождествляюсь. – Он почесал щеку, и взгляд пополз наверх. – Все внутри становится прозрачнее. Уменьшается сопротивление. Я отделяюсь от убеждений, так что каждая новая идея, каждое новое изменение не так уж и много значат… В каком-то смысле умираю.

– Хочешь как бы… распасться?

Дэниел закивал головой: она правильно его поняла. Карин почувствовала ужас. Марк распался. А себе она позволить такого не могла: нужно разгребать последствия аварии. Поэтому от Дэниела она хотела – нет, ей нужно было, чтобы Дэниел стал твердой опорой.

Последний журавль скрылся за горизонтом, и город снова предоставили самому себе. Туристы, приехавшие поглазеть на птиц – в этом году их в два раза больше, чем пять лет назад, – исчезли вместе с мигрирующими крылатыми. Карни с облегчением выдохнул: можно забыть о представлении на ближайшие десять месяцев. Получать известность каждую весну только за то, что, в лучшем случае, испытывает к тебе неприязнь – тут у любого самооценка пострадает.

Вслед за журавлями шли и другие птицы. Миллионы птиц волнами пролетали по узкой горловине песочных часов размером с континент. Карин Шлютер наблюдала за всеми птицами с детства, но только сейчас заметила, что Дэниел может назвать каждый вид. Он повсюду носил с собой список всех четырехсот сорока шести видов, обитающих в Небраске, в алфавитном порядке – благородные утки, гоголи и гуси, казарки, коньки и короткоклювые дрозды, песочники, сарычи, щеглы – с кучей карандашных галочек и размазанных, нечитаемых полевых заметок.

Карин наблюдала за птицами за компанию, чтобы не сойти с ума. В дни, когда Марк не на шутку расходился и срывался на нее, она сбегала вместе с натуралистом на северо-запад, к песчаным сопкам, на северо-восток, к склонам из лёсса, или на восток и запад, вдоль извилистых рукавов реки, то впадая в восторг, то утопая в чувстве вины за то, что бросила брата, хоть и на день. Как и в детстве, когда ей было десять: одним летним вечером она вернулась домой после долгой игры в прятки, и только получив нагоняй от матери, вспомнила, что забыла найти Марка, забившегося в бетонную трубу.

В теплом, свежем воздухе Карин почувствовала, что вот-вот сломается. Проведи она еще пару недель с Марком, начнет верить его безумным теориям. С Дэниелом она устроила пикник возле заболоченного карьера к юго-западу от города. Карин успела откусить немного огурца, как вдруг тело пробила такая сильная дрожь, что она забыла, как глотать. Съежившись, она закрыла скривившееся лицо руками.

– Господи. Что бы я делала, как бы справилась с произошедшим без тебя?

Он пожал плечами.

– Но я ведь ничего не сделал. Если бы я мог хоть как-то тебе помочь…

Он протянул ей свой носовой платок. Похоже, Дэниел – единственный мужчина в Северной Америке, который все еще носит с собой тканевую салфетку. Она приняла платок и, не стесняясь, громко высморкалась.

– Мне отсюда не сбежать. Столько раз пыталась. Чикаго. Лос-Анджелес. Даже Боулдер-Сити. Стоит мне уехать, начать сначала, притвориться нормальной, как эта дыра обратно меня затягивает. Всю жизнь я мечтала жить независимо, подальше отсюда. Но не вышло – смогла добраться только до Саут-Су-Сити. Триста километров – вот уж даль!

– Все мы в итоге возвращаемся домой.

Она вяло усмехнулась.

– А я никогда и не уезжала! Застряла в дурацкой петле. – Она взмахнула рукой в воздухе. – Хуже, чем у этих гребаных птиц.

Он вздрогнул, но простил за