Кисть тоски - Оксана Триведи

общении. Электронное же взаимодействие помогает создать идеальный образ человека. Один тянется к другому, потому что ему понравилась его или её симпатичная фотография. Отправляя друг другу короткие сообщения, обмениваясь странными, порою глупейшими диалогами, каждый постепенно втягивается в игру под длинным названием «я о тебе всё знаю, так как у тебя заполнена анкета и ты всё обо мне знаешь, так как и у меня анкета заполнена на 100 %, а раз мы всё знаем друг о друге и нас устраивает эта информация, мы влюбляемся в то, что имеем, потому что сами придумываем то, чем хотели бы обладать в живом мире». Общение в действительности, пожалуй, гораздо чаще огорчает, глубже ранит. Мы вряд ли с лёгкостью можем произнести вслух фразу: «А тебе сиреневый цвет очень идёт!». Зато как просто написать подобный комментарий под обновлённым изображением своего собеседника. Или же мы с удовольствием пишем: «Доброе утро!». Только почему-то встречаясь с соседями, мы еле шипим, словно змеи, слово «здрасьте», а то и вовсе забываем прошипеть. Наверное, компьютер – наше спасение. Мы прячемся за монитором, поскольку не желаем смотреть в глаза настоящим людям. Свобода ощущается там, где никого нет. Ну и что, что он один? Одинокий человек в комнате, по сути, не совсем одинок, разве что внешне. Он общается в эту минуту одновременно с трёмя сотнями друзей, по меньшей мере. Да, друзья, которые никогда не виделись на улице. Большая часть из них – это точно. Дружба с Захарчук не была крепкой, но всё-таки они знали друг друга с юных лет, познавали жизнь вместе, делились секретами. Как правило, так и бывает. Когда мы становимся взрослыми, мы утрачиваем интерес к тому, что связывает нас с прошлым. Мы меняемся и то, что прежде привлекало в подруге или в друге, теперь вызывает у нас ненависть. Чаркина обиделась на Инну. Однако она понимала, что им действительно не о чем говорить. У каждой своя дорога. У каждой свой попутчик. Когда-нибудь будет.

– Ну, дорогие мои коллеги! Начнём! – торжественно произнёс Владимир Юрьевич. Все вновь готовы были прослушать, именно пропустить мимо ушей в который раз поучительное размышление о подготовке следующего номера газеты, о развитии издания и… удивились, так как главред сразу приступил к раздаче заданий и обсуждению имеющихся в работе материалов.

– Каролина, как продвигается статья о шкатулках? – спросил главный редактор. И девушка замерла: «Так и чувствовала, что с меня начнёт. Ну почему? Господи, помоги!».

– Владимир Юрьевич, я как раз собиралась сегодня с вами посоветоваться. В городе есть несколько мастеров, изготавливающих шкатулки (тут Чаркина поймала на себе взгляд Ника, предвкушающего её провал), но имеется такой нюанс, от которого не деться никуда. Они отказываются, чтобы о них писали в газете только потому, что не считают свои шкатулки совершенными изделиями. У мастеров, с которыми мне довелось пообщаться, я обнаружила панический страх. Представляете, страх, что с них после публикации будут смеяться.

– Смеяться? – переспросил Вольдемар.

– Да. Смеяться. Они буквально трясутся от страха, что вдруг о них станет известна хоть малейшая деталь. И ещё соседи. Вот уж кого они особенно остерегаются. Для них соседи… Ужасно прозвучит, но это так, мне, по крайней мере, показалось, что соседи выступают у них неким авторитетом по жизни. Я знаю, что это невероятная мысль. И всё же я заметила именно эту тенденцию.

– И к какому же выводу ты пришла?

– Писать об изготовлении шкатулок и упомянуть для примера несколько мастеров, однако представить их как экспертов в данной области. Консультанты по созданию. Сделать акцент на этом, – ответила Каролина. Конечно, она была уверена, что главред не согласится на подобную подачу материала. Он не захочет перестройки будущей статьи в своём мозгу. Если он дал задание в таком виде, значит, оно должно быть выполнено именно так. Всё обязано быть по его желанию. Никаких отступлений. Только вперёд. Попытка Чаркиной заключалась не в том, чтобы отступиться от задания, опустить руки и дать вдоволь нахохотаться Жилину над её журналистской беспомощностью. Нет. Ей необходимо было время. Каролина чувствовала в себе силы справиться со статьёй. Она хотела одного – времени. Да, прошла неделя, и ей фактически не удалось ничего раздобыть по теме. Почти ничего. Однако дедлайн не завершился, а значит, начавшаяся неделя может ей помочь. Дни возьмутся за дело, разрулят ситуацию, и Чаркина принесёт на флешечке потрясающий текст. Подождите. Ну ещё чуть-чуть. «Пан Время, сжалься. Прошу».

– Нет. Каролина, я миллионы раз говорил: «Я не меняю кардинальным образом свои задумки». Ясно? – занервничал Владимир Юрьевич. Он взял со стола газету, взмахнул ею высоко над головой, положил снова на стол, заваленный бумажным хламом и, повернувшись к подчинённым, произнёс сквозь зубы, практически не шевеля губами. – Если я сказал сделать одно, как вы можете предлагать мне делать другое? Вот станете главным редактором, женитесь на газете, тогда поймёте, что свобода, порывы души, безответственность молодости, красоты творчества, мыслишки типа «а попробую-ка я так, наугад, методом тыка, пальцем в небо» – это всё чушь собачья. Навсегда голова погружается в бездну страха, как бы ни ошибиться с просчётом, что, мол, это уже упоминалось, а о том, как раз стоит сказать. Нет больше своей жизни, есть жизнь издания. И всё. Только не надо шептаться, что я злой и плохой.

Все сидели тихо и не шевелились. Будто в ожидании пытки. Примеряли на себе образы предстоящей боли. Сощурить глаза, закусить губу, терпеть, а когда станет совсем невыносимо, тогда можно начать стонать, покрикивать и, наконец, орать. Каролина прекрасно понимала, что стала белой вороной в представлении. Теперь все её возненавидят. Естественно, они будут правы и их ненависть по отношению к ней вполне уместна. Как-никак, это по её вине они слушают дерзости Вольдемара. Это она не сумела справиться с заданием. Пока не сумела. Нотации же полились в адрес всех. «Радуйся, Ник! Но ты у меня ещё получишь. Предатель. Видеть тебя не могу. И целоваться ты не умеешь, скотина. По крайнее мере, мне не подходишь. Больше ни слова не скажу тебе. Не смей сочувствовать, спрашивать», – пронеслось в голове Чаркиной, когда она встретилась случайно глазами с Жилиным. В этот момент произошло чудо, словно в ледяной февральский день растаял снег и наступил май. Телефон спас присутствующих на планёрке. Владимир Юрьевич на миг замер, огляделся вокруг, вспомнил, где, что и как, и снял трубку.

Глава 25. Спасение

(удача, прошлое и боль другого человека – гости, которые чаще всего приходят вместе)