Базельские колокола - Луи Арагон

и на том спасибо. А между тем все долго смеялись, когда младенец клетчатых дам назвал папой хозяина гостиницы, который похож на поводыря, только с усами, да и глаза совсем другие. Надо сказать, что разговор вообще не клеился. На курорте не так просто разобраться, кто да что, особенно в мужчинах: на пляже они как-то менее вульгарны, чем когда их потом встречаешь в городе.

Конечно, если бы была возможность платить по семь или восемь франков в день за номер в отеле «Парк», то не приходилось бы выслушивать какую-нибудь разговорчивую госпожу Лурд, которая несомненно что-то не договаривает относительно того, чем она торгует в Эльбёфе. Кстати, Диана отказывалась верить этим сплетням. Но как бы то ни было, приходилось выбирать: или жить в «Парке» одной с Гюи, но как же тогда объяснить это господину Романэ? Или жить «На ваннах» с отцом и матерью, тем более что Роберт, который отбывает воинскую повинность в гусарском полку, голубчик, должен скоро приехать на побывку; не может же она бросить брата, ему необходимо морское купанье, при его постоянных фурункулах.

— Твой отец и я не можем платить больше трёх франков с человека. О более дорогом пансионе нам нечего и мечтать. — Госпожа де Неттанкур вздыхала, и Диана уже знала, что будет дальше: сожаления о том времени, которого она, Диана, не застала, когда отец и мать её жили помещиками в Турэни, в именье Неттанкуров, и у каждого окна цвели гортензии, и для его преосвященства всегда была готова комната, и до чего же твой отец был шикарен в охотничьем костюме! «Куда бы мы ни приходили, все на нас оборачивались». Госпожа де Неттанкур особенно настаивала на том, что их принимали за брата и сестру, оба высокие, с одинаковым цветом волос. Между тем Диана помнила, что цвет волос матери и цвет бороды отца стали похожи только с течением времени, за последние годы. Когда же эта милая женщина начинала говорить о ростовщиках, её уж и совсем нельзя было остановить. «Хорошо, три франка, — сказала Диана, — плюс три моих, итого — шесть». Таким образом, сняли комнаты в отеле «На ваннах».

Последние недели июля были всегда ужасны, потому что госпожа Уокер уже уехала на курорт, а Дениза писала из Сен-Жан-де-Люз, что в Париже должно быть невыносимо, — одного этого было достаточно, чтобы у госпожи де Неттанкур разыгрывались нервы. Но отпуск у господина Романэ в министерстве начинался только первого августа; нельзя было всё-таки требовать, чтобы он платил за других, а сам сидел у себя в бюро, из окон которого, правда, видны деревья бульвара Сен-Жермен 1, но в конце концов это всё-таки не море. «Ах деньги, деньги!» — говорила госпожа де Неттанкур; и она закрывала все ставни ещё до двенадцати часов дня, а когда приходил господин Романэ с розами, в потёмках невозможно было найти хрустальную вазу — ну, ту самую, которую следует.

В Морневиле ужасно воняло, но в отеле «На ваннах» их ждал приятный сюрприз: обедали за отдельными столиками, и за соседним сидел кавалерийский полковник. Это могло пригодиться Роберту. Правда, господин Романэ немедленно устроил сцену, и Диане приходилось хитрить, чтобы не оставаться наедине с полковником, который был настолько груб и невоспитан, что даже предложил семейству рыбу своего улова.

— Какой симпатичный этот офицер, — жеманничала госпожа де Неттанкур. — Он немного похож на его преосвященство. Ты не находишь, Эдуард? Диана, перестань наступать мне на ногу!

Господин Романэ, густо покраснев, извинился и встал из-за стола: рыбья косточка. Диана готова была убить свою мать. К довершению всего вся столовая смотрела на них.

В гостинице было много детей, а Диана жила в нижнем этаже. Мальчик Лурд, ему было уже лет тринадцать, рассказывал, что он её видел голой (ну, брат, на ять!), когда она раздевалась, чтобы идти купаться: снимать кабинку для этой цели и платить тридцать — сорок франков в месяц не имело смысла. Наблюдения мальчика Лурда стали немедленно известны всему отелю и вызвали несколько семейных сцен: то мужья уплывали в море — Диана плавает как рыба! — то ждали с простынёй, когда она выйдет из воды.

Гюи был ещё слишком мал, чтобы дружить с другими детьми. Его жалели, оттого что мать в разводе. В девятнадцать лет! Госпожа де Неттанкур в минуту откровенности рассказала одной из клетчатых дам, что её бывший зять — ужасный человек: он требовал от девушки, воспитанной во Христе, такие вещи, на которые она конечно не могла согласиться. Словом, всё это теперь уже позади, — негодяй, правда, был из прекрасной семьи, из дворян времён Империи, но всё же…

В общем, считалось, что Диана получает ежемесячно от мужа сумму, которая позволяет ей носить такое бельё.

Но случилось так, что в отель «Парк» приехало к своей жене, американке, важное лицо, как будто бы даже начальство господина Романэ, и господин Романэ два-три раза обедал с ними. Пустой стул и нетронутая салфетка привлекали к себе внимание всей гостиницы, и госпожа Лурд считала, что приезжие из отеля «Парк» должны были бы пригласить Диану.

— А мосье и мадам де Неттанкур? — спрашивал полковник. Но это было бы уж действительно слишком.

У полковника вошло в привычку болтать с господином и госпожой де Неттанкур. В отсутствие Дианы можно было не без приятности провести время и с её матерью Кристианой. К тому же и она как будто не забывала интересов Роберта. В прошлом Кристиана, нет-нет да, бывало, и пожалеет, что её муж, Эдуард, не военный. Были бы даровые билеты на конские состязания. Ну что же, ничего не поделаешь. Эдуард был, главное, очень эффектен. Когда разговор полковника заходил за пределы дозволенного в хорошем обществе (военные так много видели на своём веку), то хорошо подстриженная и с летами как раз в меру порыжевшая борода господина де Неттанкур задиралась вверх, точно он ожидал приступа кашля.

Но полковник сейчас же переводил разговор на общие темы. Таким образом, всё было вполне чинно и благородно.

Именно через полковника Дорша гостиница узнала о существовании замка Неттанкуров, о гортензиях и комнате его преосвященства. Через него, от столика к столику, разошлась весть о помолвке Дианы с господином Романэ, — и барышни Вибер, Понт-а-Муссон и супружеская пара Мелацци, молоденькая дочь которых должна была вскоре уехать в Морневиль, облегчённо вздохнули. Когда же стало известно, что господин Романэ, который занимал в министерстве чрезвычайно значительный пост, ожидает приезда дочери, то всё стало уж и совсем прилично.

— Как вы думаете, сколько лет господину Романэ? — спрашивала полковника старшая из барышень