Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

еще раз оглядела стол. Кульков и пакетов целая гора. Марина не стала убирать их — пусть придет дочь, и посмотрит. Ей не терпелось позвонить матери и рассказать обо всем. Она подсела к телефону и набрала номер.

Надежда Павловна оказалась дома.

— Мама, ты знаешь новость?!: — торопливо заговорила Марина. — Олег прислал посылку. Да, к празднику. Через «Гастроном». Это им разрешается, кто работает на севере. Что прислал? И вина, и фруктов, и копченостей всяких! Зачем я взяла? Сначала я тоже так подумала — не брать. Но потом решила, что от бедности такими кусками не бросаются! Зашевелилось в кармане лишнее, вот он и шлет. — Марина помолчала и через минуту-другую продолжала тише и не столь быстро: — Мамочка, он приехать собирается. Конечно, ко мне! Надо выяснить его намерения? Я сама так думала. Хорошо, я напишу ему. Писать от тебя привет? Писать. Ну, будь счастлива! Я позвоню, если что.

2

«Чудак! — подумала она об Олеге. — Совсем почти не знаем друг друга, а он: «Обнимаю… твой…»

Марина почувствовала вдруг усталость. Ей захотелось отдохнуть — после работы, сутолоки в метро и этой неожиданной щедрости Олега. Она прошла в комнату и открыла платяной шкаф. Постояла, раздумывая, во что переодеться. Ситцевый халат, который она носила вчера, и позавчера, и неделю назад, надевать не хотелось. Марина сняла с плечиков розовый пеньюар. «А почему бы, в самом деле, не вспомнить старину?» — решила она.

— Траля-ля! — подзадорила Марина саму себя и, подхватив пеньюар, побежала в ванную переодеваться.

Через четверть часа, посвежевшая после душа, она вышла из ванной. Усталость прошла. Ей хотелось петь и озорничать от радости. У нее давно уже не было такого хорошего настроения. Она повертелась перед зеркалом. «А он еще ничего! — подумала она о пеньюаре. — Вполне приличный, носить можно».

Этот розовый пеньюар напомнил Марине лучшие годы жизни. Их было не так уж много, этих беспечных, милых лет, когда она не служила, не простаивала часами у плиты, не толкалась в очередях продовольственных магазинов и вообще вела шикарный образ жизни. В то время она ничего, кроме этого пеньюара, и не надевала, хотя нарядов было много. Просто Марина неделями не выходила из квартиры.

В те дни заботы ее сводились к одному — как бы поласковее встретить мужа. Правда, иногда от нечего делать Марина набрасывала поверх пеньюара легкую, из перлона шубку и спускалась на лифте вниз — погулять во дворе вместе с собакой. У них тогда был чудный кобелек английской породы, спаниель; потом была еще кошка, которая боялась выходить из квартиры. Животные обитали на кухне. Там же, на кухне, между столом и холодильником ставилась и раскладушка, на которой спала Светлана, домашняя работница, делавшая всю черновую работу по дому.

Светлана была щупленькая девушка-подросток, ей шел пятнадцатый год. Ее привезла из деревни тетушка, Серафима Михайловна. Никакого договора на работу со Светланой не было, и прописывать ее не спешили: Марина считала, что девушка и без того должна быть благодарна ей за то, что она приютила ее у себя. Приютила и, как дочь родную, одевает, кормит да еще и деньги платит.

Маковеевы не любили вставать рано. Бывало, Светлана проводит Наташу в школу, почистит картошку, сготовит завтрак, а Марина с мужем все еще спят. Наконец, в начале десятого, шурша пеньюаром, Марина выходила из спальни. Она прямехонько следовала в ванную: мылась и нежилась там полчаса, а то и более и — посвежевшая и причесанная — являлась на кухню. Надо было проверить, все ли готово к завтраку.

На ее место в ванную спешил Глеб. Бреясь, он слышал за стеной ворчанье жены. Это Марина ругала домашнюю работницу за неповоротливость. «Воспитание» это длилось все время, пока Глеб брился и споласкивался под душем. Но вот и Маковеев появляется на кухне. Он побрит, умыт, надушен. На нем цветастый халат, подарок туркменских коллег. Халат рассчитан на солидного мужчину, но Глеб ростом не вышел, и потому из-под халата не видно домашних туфель.

— Ого! Пахнет чем-то очень вкусным! — Маковеев целовал жену в щеку и садился к столу.

Стол был уже накрыт. Глеб брал в руки нож, вилку и с вожделением поглядывал на сковородку. На сковороде, потрескивая, поджаривались ломтики лангета.

— Спасибо, Светочка! — говорила хозяйка, обращаясь к домработнице. — Я тут сама управлюсь, а ты пока иди приберись в комнатах.

Светлана спешила в комнаты — убрать постель хозяев и постель их дочери, — а Маковеевы тем временем завтракали. Неказистый с виду, Глеб ел много. Орудуя ножом и вилкой, он резал лангет на мелкие кусочки и не спеша жевал, двигая квадратным подбородком. За завтраком Маковеев рассказывал о своих делах: о заседании бюро секции, где обсуждалась его новая картина; вспоминал, что сказал тот-то и тот-то и как он, Глеб, ответил, едко высмеяв критиков. При этом Маковеев называл десятки имен художников — знакомых и незнакомых. Марина поддакивала, одобряя находчивость мужа, хотя она и мало смыслила в том, что рассказывал Глеб. Когда Марина вышла замуж за Маковеева, она училась на втором курсе педагогического института, но через год институт пришлось оставить. Марина считала себя недоучкой. Однако, зная толк в жизни, она стремилась не отставать от мужа: ходила на выставки, приглашала к себе его друзей-художников. Все они страшно много пили, и никто из них не имел привычки оставлять свои грязные ботинки в передней, поэтому что ни вечеринка, то в доме полно пустых бутылок и грязи. Марина шла на все, ради интересов Глеба.

«Конечно, с домашней работницей можно было принимать гостей», — подумала теперь Марина.

Повертевшись перед зеркалом, она поспешила на кухню — надо было приготовить ужин. Но едва поставила чайник на газовую плиту, как снова кто-то позвонил.

Оказалось, что это пришла Наташа.

— Закрой глаза! — попросила Марина дочку. Наташа зажмурилась, мать повела ее за собой. — А теперь открой!

Наташа увидела стол, заваленный пакетами.

— Вот здорово! Сколько вкусных вещей! — от радости она захлопала в ладоши. — Икра. «Мишка на севере». Откуда это, мам?

— Из «Гастронома».

— А кто прислал?

Марина кивнула головой на простенок между кухонным шкафом и трубой мусоропровода.

В этом узеньком простенке над шкафом висел портрет Олега, писанный Глебом Маковеевым.

3

В наши дни редко кто из посетителей Манежа останавливается перед полотнами Глеба Николаевича Маковеева. А еще лет десять назад его картины неизменно пользовались успехом на всех выставках. Имя художника Маковеева не сходило со страниц газет.

Наибольшую известность Глебу принесла серия картин «Покоренная целина».

После окончания института Маковеев, как и многие молодые художники, бедствовал. Главная беда