Прощальный ужин - Сергей Андреевич Крутилин

И хотя Маковеев привозил мало работ, но каждое его возвращение с целины выливалось в семейный праздник. Готовился хороший обед; приглашались друзья, кое-кто из секретарей Союза художников, дедушка Лев Михайлович. Правда, Северцев уже не директорствовал в музее, а состоял на пенсии, но у него была импозантная внешность атланта с окладистой огненно-рыжей бородой и его приглашали.

Как-то на один из самых последних семейных вернисажей явилась и Лариса Чернова — высокая девица с челкой.

Марина встречала Ларису и раньше на выставках и банкетах. Но не обращала на нее внимания. И вот однажды Маковеев привел девицу с челкой в дом. Представляя ее, Глеб назвал гостью известной искусствоведкой. Марина вспомнила, что Глеб как-то приносил журнал и показывал статью о его выставке. Статья была восторженная. В ней на все лады восхвалялись картины Маковеева. Под статьей значилась подпись: «Л. Чернова, искусствовед».

Пожимая руку гостье, Марина пристально посмотрела на Ларису. Глеб любил поволочиться за красивыми девицами, поэтому каждую новую знакомую мужа Марина встречала настороженно. Однако оглядев искусствоведку, она тут же успокоилась. Лариса не отличалась красотой. Судя по морщинам у рта, искусствоведка была девицей не первой молодости. Правда, у нее красивая шея и гордая осанка, но Марина усмехнулась про себя и подумала, что Маковеева на осанке не проведешь.

Этюды, привезенные Глебом, были развешены на стенах. Гости переходили от одного полотна к другому, разглядывали. Работы были однообразны: все те же портреты, которые выглядели, как фотографии; гусеничные тракторы на черном пахотном поле; палатки, на растяжках которых сушится белье. Однако друзья хвалили. То и дело раздавались возгласы: «Ах, какой чудный пейзаж!», «Поглядите, поглядите, как тонко передано настроение!»

— А мне чертовски нравится вот этот парень! — сказала Лариса Чернова, указывая на портрет Олега Колотова. — Такое одухотворенное, открытое лицо на фоне горящей степи. Замечательно!

— О, это чудесный парень! — подхватил Глеб; он был тут же, рядом с Ларисой. — Правда, портрет не завершен. Я еще поработаю над ним. Олег собирается в отпуск, обещал заехать.

— В нем так и чувствуется целеустремленность! — не унималась Лариса.

— Да, особенно в этих залысинах, — съязвил кто-то из ребят.

Тем временем Светлана и тетушка Серафима тут же в гостиной накрывали на стол. Вкусно пахла жареная индейка с яблоками; блестела заливная рыба, горой высился салат; бутылки с коньяком отражали свет люстры.

— Прошу к столу! — пригласила хозяйка.

Застолье было веселым. Без конца раздавались тосты за здоровье Глеба, за его вклад в искусство, за хозяйку дома, чьими заботами выпестован маковеевский талант.

Глеб сидел на самом видном месте, рассказывал всякие забавные истории, услышанные им на целине. И, конечно, о людях, которые ему позировали.

— Парень этот ленинградец. — Глеб указал на портрет Олега Колотова. — Шофер, а стал заместителем директора совхоза. Вот рост! Олег возил какого-то начальника на персоналке. Услыхал про целину, первым откликнулся. Но отряд их направили не в новый, а в старый совхоз. Запихнули ребят в самое глухое отделение. Глинобитные кошары, три-четыре домика, а кругом степь. Привезли. Куда поселить ребят? Освободили одну из кошар, поставили посредине буржуйку — живите! Директор повертелся, уехал; сказал, что пришлет хлеб и вагончики. Проходит неделя, другая — ни хлеба, ни вагончиков. Холод. Деньги на исходе. Ребята посылают ходоков на центральную усадьбу. Во главе Олег. Как назло, закрутил буран, ударил мороз.

— Может быть, парня так и надо было изобразить — на фоне бурана? — Лариса повернула свою гордую головку на длинной шее в сторону портрета.

Ребята пили и закусывали, и никто даже не поглядел на этюд.

— Может быть, — соглашался Глеб. — Я еще над ним поработаю.

— Извини, Глеб, я перебила тебя.

— Да, холод, вьюга!

Маковеев продолжал рассказ. В этом рассказе Олег Колотов представал юношей решительным и мужественным. Ходоки явились на центральную усадьбу. Видят, в хозяйстве полнейший развал. Директор и бухгалтер пьяны, техника к весне не готова, семян нет. Олег раздобыл продукты, ребят отправил обратно, а сам решил поехать в район, чтобы рассказать о положении дел в совхозе. До Кзыл-Ту Олег добирался неделю: пешком, на попутных тракторах, в распутицу, по бездорожью. Вошел в кабинет к секретарю райкома, начал рассказывать и упал. Вызвали врача. Тот определил, что у парня воспаление легких. Олега уложили в больницу. Через десять дней — исхудавший, с воспаленными глазами — он вновь является в райком. И что же? Он узнает, что за развал в хозяйстве директора лишь слегка пожурили. Возмущенный Олег едет в Кокчетав, добивается приема у секретаря обкома. Директора снимают с работы, исключают из партии. Колотов возвращается к друзьям героем. Он становится бригадиром, а затем заместителем директора совхоза.

Слушая рассказ Глеба, все поглядывали на этюд. Портрет как портрет: молодой человек, русоволосый, с большими залысинами, внимательно смотрит с полотна. Ворот рубахи расстегнут нараспашку, рукава засучены по локоть. Поглядишь на такого парня и ни за что не подумаешь, что он способен к самопожертвованию во имя товарищей: в пургу, в непогоду пробираться необжитой степью; падать от изнеможения; вставать и вновь идти, пока есть силы.

По мысли Глеба, основную идейную нагрузку должен был нести фон. За плечами целинника вешняя степь, охваченная всполохами огней.

Как-то в свой первый приезд в Казахстан Глебу довелось видеть палы. Ранней весной скотоводы поджигают прошлогодний ковыль, чтобы он не мешал расти молодой траве. Поджигают одновременно в нескольких местах, и огонь, раздуваемый ветром, мчится по степи. Землю лижут огненные языки. Всякая живность — птицы, мыши, суслики — мечется по степи в поисках убежища.

Палы — зрелище красочное и величественное. Глеб решил, что огненные всполохи — лучший фон для портрета первого целинника, прошедшего все огни и воды.

— Шикарный портрет! Элита! — воскликнула Лариса Чернова.

— Ничего! — согласился Андрей Хилков, однокашник Маковеева по институту. — Но огненные блики должны падать и на лицо.

— Олег приедет в отпуск, и я его еще попишу.

Маковеев предложил выпить за их, военное, поколение. Среди друзей его было немало фронтовиков. И хотя сам Глеб не воевал, он очень кичился своей принадлежностью к военному поколению.

Обрадованные переменой разговора, гости оживились. Тосты следовали один за другим.

Вечеринка закончилась в полночь. А наутро с тяжелой от похмелья головой Глеб еще раз осмотрел полотна, прикидывая, что и куда можно сбыть. Это полотно он оставит для осенней выставки. Эти три небольших этюда пойдут на лотерею. Палатку с бельем, развешанным на растяжках, он продаст через закупочный комбинат.

Позавтракав, Глеб вызвал такси и, тщательно упаковав этюды, повез их в мастерскую.