Тата - Валери Перрен

– Не стоит откладывать, нужно начать заниматься немедленно. Что скажете, Жоржетта? Об оплате не думайте, я все беру на себя.

* * *

Эжени де Сенешаль предлагает перекусить перед обратной дорогой. Жоржетта не решается сказать нет, но думает про себя: «Господи, как же неудобно есть за одним столом с Мадам! Что из этого выйдет? Треклятое пианино, треклятый мальчишка… Единственный сын». До чего же они радовались его появлению на свет! Сын продолжит дело отца, займется хозяйством и облегчит жизнь семьи! На глазах женщины выступают слезы. Что она получит за потерю сына?

Видел бы их сейчас Робен! Ей хочется спрятаться, дать подзатыльник гордецу Жану. Парень не сказал ни слова, после того как вышел из консерватории, но по его взгляду понятно: он уже изменился!

Маркиза ласково наставляет мальчика:

– Ты слышал, что сказал профессор: нужно подтянуть математику. Блэз поможет, и ты добьешься среднего балла.

Жоржетта никогда не говорила сыну, что он должен успевать в школе, потому что в жизни важно одно – научиться настоящему ремеслу, а без математики можно обойтись.

Они садятся в поезд. Слава богу этот длинный день наконец-то закончится… Жоржетта дремлет. Даниэль совершенно успокоилась. Жан и Мадам разглядывают облака – ищут сходство с животными.

Вернувшись в замок, маркиза дает Жоржетте свободный вечер: сама она не голодна, месье ужинает в городе с друзьями.

Завтра Жоржетта все расскажет господину де Сенешалю.

Лион, пианино, профессор, консерватория. Пусть станет стыдно кое-кому другому…

Они сидят за столом и едят суп. Она держит Даниэль на коленях, макает кусок хлеба в миску – волнения минувшего дня пробудили у нее волчий аппетит – и впервые за день обращается к сыну:

– Чего эти люди тебе наговорили?

– Сказали, что утром я буду ходить в обычную школу, а во второй половине дня – играть на пианино и учиться сольфеджио. У меня будет своя комната в их доме. Моего учителя зовут Давид Левитан, у него есть жена…

Жоржетта морщится. Странная фамилия – Левитан…

– И сколько это будет продолжаться?

– Долго. Пока я не стану взрослым. И не поступлю в Национальную консерваторию.

– Ты им сказал, что я твоя мать?

– Да.

– А что еще наговорил?

– Что мой отец умер, моя мать работает в замке, а Колетт чинит обувь.

– Ну и какой с этого прок? А деньги как будешь зарабатывать?

Жан чешет макушку – эта привычка у него с самого детства. Можно подумать, что мысли щекочут голову изнутри.

– Буду давать концерты с оркестром.

– Почему давать? За это разве не платят?

– Конечно, платят.

Жан отвечает уверенно, хотя на самом деле ничего точно не знает и никогда не задавался этим вопросом. Он просто играет на пианино как дышит.

– Не больно ты уверен.

– Еще как уверен.

– Что там есть в этих твоих оркестрах?

– Музыканты.

– Девушки или парни? – Она продолжает расспросы недоверчивым тоном.

– Кажется, и те и другие.

– Как туда нанимаются?

Он пожимает плечами – ответа у него нет.

– А жить где будешь?

– У Левитанов. В Лионе.

– А когда весь этот цирк закончится, куда подашься? Пианино – не крыша над головой. Думаешь, я дам тебе денег?

Жан растерян. Она поселила в нем сомнение. Глаза матери противоречат тому, что говорят Колетт, Блэз и маркиза. По взгляду Жоржетты понятно, что она ничему не верит и всего боится.

– Тебе десять лет, и я по-прежнему твоя мать. Мне все эти истории не нравятся. Завтра я поговорю с маркизом. Пусть знает, что жена устраивает у него за спиной.

– Если ты так сделаешь, я больше не смогу играть на пианино! – Жан готов расплакаться.

– Нечего хныкать. Ишь рассопливился, как девчонка…

Жан в ужасе. Он боится месье и в замке ходит по стеночке, чтобы невзначай не встретиться с ним взглядом. Если маркиз узнает, все пропало.

– Мне нужна Колетт.

Фраза звучит громко, но тон просительный.

– Приедет в воскресенье – как всегда, – отрезает Жоржетта, не переставая чистить яблоко.

– Ты злая.

– Такие бедняки, как мы, живут, чтобы работать, а не играться. Ложись спать.

– Я учу сольфеджио!

– Кому сказала – спать!

Жан поднимается, идет в свою комнату. Даниэль как обычно будет ночевать под боком у матери, в ее кровати. Мальчик снимает одежду, которую дала маркиза, как чужую кожу, завтра ее придется вернуть.

Бедняки… Мать произносит это слово, как ругательство. Жану всякий раз кажется, что она изо всех сил давит ему на голову, чтобы утопить. Между тем они спят в тепле и едят досыта. У них все есть. Ну еще бы, ведь Колетт каждый раз привозит матери конверт с деньгами, и та прячет его в своей комнате.

Раньше их жизнь была труднее, но с тех пор как мать взяли в услужение к Сенешалям, все изменилось.

Жан чувствует вселенскую печаль, хотя вечер обещал быть добрым: утром, играя перед месье Левитаном, он ни разу не ошибся и тот не отводил от него серьезного взгляда, не улыбаясь, как Колетт, Блэз и маркиза. Он тоскует по сестре, ему до слез хочется, чтобы она держала его за руку. Жан прижимает к груди кусок картона с нарисованной Блэзом клавиатурой. Он никому не отдаст свою единственную отраду и утешение в этом доме.

31

31 октября 2010

Он сидит в глубине зала и с отсутствующим видом пьет кофе, но оживляется, когда вхожу я.

– Мечтаешь, друг мой Льес?

– Ага.

Целую его.

– У тебя холодные щеки.

Я заказываю Венсану двойной эспрессо. Он протирает за стойкой стаканы и обсуждает с клиентом будущее пари на три первые лошади на скачках.

– Ты прослушала кассеты? – с места в карьер спрашивает Льес, даже не дав мне сесть.

– Да. Ту, где Колетт и Бланш рассказывают, сидя рядом.

– Кто такая Бланш?

– Она лежит в могиле Колетт – на ее месте. Так я думаю.

– Обалдеть!

– Согласна. Остается понять, зачем они так поступили.

– Эта женщина из Гёньона?

– Нет, она не местная, бывала здесь время от времени. Родилась в цирке, который гастролировал в Гёньоне в 1953-м и в 1956-м. Бланш ходила в школу имени Пастера. Там они с Колетт и встретились. Не знаю, возвращался этот занюханный цирк позже или нет, его деятельность была полулегальной. На арене – глотатели огня и акробаты, а для тех, кто платил вдвое, а то и втрое больше и тайно, отец Бланш, некий Судоро, приберегал «монстров», существовавших в ужасающих условиях. Демонстрировал «уважаемой