Тата - Валери Перрен

со мной. Уехав, ты прислала мне две открытки по адресу, который я тебе дала. Адресу Блэза. Больше известий не было. Никто не знает, что я надела синий жюстакор под платье, когда впервые перешагнула порог мастерской Мохтара.

Пауза.

КОЛЕТТ

Однажды на костюм наткнулась Аньес. В детстве она часто рылась в моих ящиках в надежде найти неизвестно что. И никогда не находила, к огромному своему разочарованию, но в тот день обнаружила завернутый в папиросную бумагу костюм, и я ей его подарила.

Они выключают запись. Я поступаю так же и вспоминаю, как давным-давно носила этот наряд и думала, что тетя получила его от феи, взмахнувшей волшебной палочкой. Иначе и быть не могло! Подарок Колетт долго хранился в моем чемоданчике.

БЛАНШ

Выйдя из трейлера, ты встретила Фабрицио, державшего за руку Ноэ.

КОЛЕТТ

Низенького мужчину и сиамскую обезьянку… Твоя жизнь походила на сказку.

БЛАНШ

Басню из двух куплетов – радостно-прекрасного и мрачного… После смерти львицы мы остались на юге Франции. Отец хотел купить нового хищника – «по дешевке», как он сам говорил, – но не мог провернуть сделку, пока не узнал о существовании сиамской обезьяны по имени Ноэ. Можешь себе представить? Он хорошо заплатил хозяину, и мы забрали зверька. Впрочем, как я уже говорила, животные служили витриной.

Повсюду, где мы оказывались, мой родитель искал «свежее мясо». Шлялся по больницам и приютам, выглядывал людей с редкими патологиями, врожденными или генетическими. Тех, кого изуродовала природа. Они приносили ему деньги, а когда «выбирали свой ресурс», их бросали на обочине дороги.

Так в 1959 году он избавился от бородатой Натальи, сказав: «Теряешь волосы, старушка!» Я любила ее, как родную мать, а он ревновал. Не знаю, где и когда он тайно от нас «избавился» от этой нежнейшей женщины, лучшей из всех, кого я встречала в детстве.

Пауза.

Колетт встает, выходит из комнаты, потом возвращается к Бланш, и та продолжает. Интересно, что она делала? Что искала?

БЛАНШ

Я рассказываю, чтобы Аньес узнала, как все было на самом деле. Человеческие зоопарки запретили еще до войны, но Судоро хорошо знал, что его сородичи болезненно любопытны. Он прятал «своих монстров» за тяжелыми занавесями и тайно брал деньги с того или той, кто хотел увидеть «кошмарное» собственными глазами.

Я не преувеличиваю. Их держали взаперти в отдельном вагончике, куда всем остальным вход был запрещен. Помню использованные шприцы в мусорных баках, наверняка из-под успокоительных или болеутоляющих, но стоило полицейским что-то заподозрить, и мы снимались с места.

КОЛЕТТ

На обратном пути к школе мы прошли мимо закрытого тира. Ты приподняла порожек и, хитро улыбнувшись, вытащила два леденца… Я никогда такого не ела.

БЛАНШ

Ты и тогда сохранила их для брата.

Пауза.

Наверное, они переглядываются и улыбаются.

КОЛЕТТ

Мы шли к школе, и я спросила: «А где твоя мать?» Ты сказала: «Моя мать где-то там». Я не отстала: «Но с вами она не живет?» Ты снова начала жонглировать мячиками, один упал, отскочил на тротуар, и я побежала за ним. На ощупь он мне показался бархатным.

«Она больше ни с кем не живет». – «Как это?» – «Она была воздушной гимнасткой, разбилась и умерла».

БЛАНШ

Я была дочерью призрака. У меня от нее ничего не осталось. Кроме фразы, произнесенной Судоро в мой четвертый день рождения: «Она погибла из-за несчастного случая… Не помню, где ее похоронили. Больше никогда о ней не вспоминай».

29

31 октября 2010

Я заснула, не выключив магнитофон. Сейчас девять утра. Нужно принять душ и немного прибраться. Я возвращаюсь к реальности в этом доме 50-х годов и как будто совершаю самое невероятное путешествие.

Сую ноги в кеды, перехожу на другую сторону улицы и стучу в дверь дома соседки, которая оставила для меня кастрюльку супа. Стучу, обхожу вокруг сада, никого не вижу и оставляю посудину на коврике.

Я вернусь.

Дома в сотый раз проверяю телефон: никто не звонил. Пьер не откликнулся.

* * *

После съемок «У рояля», трех безумных дней, проведенных в баре у Оперы с Пьером, Матильдой и моей командой, после спетой хором: «Я получил солнечный удар, удар любви, я признался тебе» – Пьер пропал. Я тщетно пыталась дозвониться, но слышала лишь голос на автоответчике. Холодный, отстраненный.

Первая неделя:

– Добрый день, Пьер, это Аньес, Аньес Септамбр, надеюсь, у вас все в порядке и съемки доставили вам удовольствие. Перезвоните, когда сможете. Я сейчас монтирую, хотела бы показать вам. Кажется, получается хорошо.

Вторая неделя:

– И снова здравствуйте, Пьер, это Аньес. Не знаю, прослушали вы мое предыдущее сообщение или нет. Пожалуйста, перезвоните… Для меня важно, чтобы вы посмотрели куски из фильма.

Третья неделя (голосом подвыпившей женщины):

– Алло, Пьер, это Аньес, звоню наудачу, я сейчас недалеко от вас, на Елисейских Полях, с подругами, все еще жду звонка, вы великолепны в моем фильме. Ве-ли-ко-леп-ны.

Мне вдруг стало стыдно, и я остановилась. Мой артист, тот, на ком держится моя первая история и запечатленные на пленке идеи, брезгует мною.

Я позвонила тете. Почему Колетт, а не маме, которая была еще жива? Скорее всего, она где-то концертировала. Колетт ответила, и я разревелась.

– У меня нет новостей от моего артиста! Я бездарь, хочу умереть, перестану писать дрянные сценарии и вообще заниматься кино. Поеду в Ларзак, буду пасти коз.

Первым делом перепугавшаяся Колетт спросила:

– А где он находится, этот твой Ларзак?

– Ну знаешь, тата́! – крикнула я, оскорбленная в лучших чувствах.

В трубке раздались гудки. Сначала я решила, что она обиделась на «тата́», но Колетт тут же перезвонила.

– Фильм получился хороший?

Я ответила через три секунды:

– Да. Ну, мне так кажется… Я еще не закончила.

– Значит, он вернется. Этот человек – артист, артисты, если их удачно сняли, всегда возвращаются.

– Откуда ты знаешь?

– В футболе если тренер правильно работает с игроком и тот забивает голы, он остается в клубе. Человек не покидает места, где хорошо сделал работу. Взять хоть моих клиентов: они знают, что обувь, которую я починила, продержится долго, вот и возвращаются в мою мастерскую. В жизни все просто.

– А мне как быть? Позвонить еще раз? Он не отвечает.

– Брось