Зови меня Яга - Ольга Шильцова

Глава 29

– Зачем искала моих служанок? – вкрадчиво спросила Лала. В ней было прекрасно всё, даже мелодичный голос, но на меня её красота больше не действовала. Царевна сидела за рукоделием. Она не вышивала, а сплетала диковинные объемные кружева. Повинуясь движениям ловких пальцев, иглы превращали разноцветные нити в цветы, листья и узоры. Работа была кропотливая, и я невольно почувствовала уважение.

– Эти славные дети помогают мне освоиться здесь, – улыбнулась молодая жена Ивана. – Сказания, обычаи, песни. Так я меньше тоскую по дому.

– Хотела попрощаться, – сказала я, и после речи Лалы слова прозвучали вороньим карканьем. Голуба и Дарена, нарядные и умытые, прятались за царевной, испуганно на меня посматривая. Чего боялись? Чёрные брови взметнулись вверх:

– Попрощаться? – удивление царевны показалось мне притворным, но я молчала. – Завтра утром тебя ждут перед царскими очами, Яга. Не знала? Странно, а говорят, ты всё на свете ведаешь.

– Говорят, что кур доят, – не выдержала я, и устало добавила, – Я не враг тебе, ханум.

Она вдруг засмеялась, заливисто и весело, как ребенок. А мне стало не по себе.

– Голуба. Даренка. Хотите уйти со двора? Пойти со мной?

Девочки дружно замотали головами.

– А Забава где?

– Полы скребёт, – пискнула Голуба и закрыла рот ладошкой.

– Будьте здоровы, пичужки, – кивнула я и вышла за дверь, стараясь не поворачиваться к Лале спиной. Азиатские обычаи я знала плохо, не оскорбить бы по незнанию.

Забаву я искала долго, но лишь потому, что никто не помнил, как зовут пришлую нищенку, приставленную к чёрной работе.

– Матушка Яга! – воскликнула она радостно, но отстранилась, когда я хотела обнять её. – Одежу испачкаешь.

– Помогу тебе сегодня, от скуки спасения нет, – сердито произнесла я и принялась заворачивать рукава. Забава нахмурилась, прикусила нижнюю губу:

– Тебе поправляться надо, я управлюсь. Мне не сложно, я молодая.

– А я-то старая? Руки не отсохли ещё. Спать пораньше ляжешь, вот что. А мы поболтаем пока дело делается.

Участь, которую я для себя считала бы невыносимой, могла оказаться вполне приемлемой по местным меркам. Я хотела поговорить с Забавой, прежде чем делать выводы. Когда стемнело, сказала ей на прощание:

– Клубочек твой теперь заговоренный, в огне не сгорел. Если станет здесь худо или захочешь найти меня – кинь его на тропу, да иди следом.

– Так не бывает, – улыбнулась по-взрослому девочка, однако белый клубочек из козьей шерсти прижала на мгновение к груди и бережно спрятала.

Я вернулась в свои покои до смерти уставшая, но заснуть не смогла. Завтра мне предстояло убедить местного царька отпустить Птицелова, не навлекая гнев на себя или детей. Так и вертелась ужом на сковородке, подбирая слова, забылась тревожным сном только под утро, когда рассвет уже начал окрашивать небо серым и розовым. Думала, меня, как повелось, разбудят служанки и никак не ожидала проснуться от топота дружинников, ворвавшихся в комнату.

– Вставай, – хмуро обратился ко мне один из них, пихнув в бок. – И руки сюда давай.

– А царь ваш затейник, – только и выговорила я, уставившись на кандалы в руках воина. – Одеться-то можно?

Переглянувшись со своими, старший ругнулся и кивнул:

– Живее только.

Заплетать косы мне было без надобности, а быстро собираться я всегда умела. Не понимала только, что происходит. Послушно протянула руки и охнула от того, сколь тяжёлой оказалась металлическая цепь.

– Без этого никак? – позвенела оковами я, но дружинники на меня даже не глянули. Только самый младший тихо сказал:

– Велено. Сами не понимаем, что стряслось.

Придерживая выше локтя, один из воинов вёл меня по коридорам. За деревянными стенами я услышала гул, точно много людей собралось разом в одном месте. Непроизвольно попятилась от дверей, но чувствительный тычок в спину заставил снова двинуться вперёд.

Двор напротив царского терема был полон народу. Люди неразборчиво кричали, и, мне показалось, швыряли какие-то предметы, но за широкими спинами дружинников, окруживших меня со всех сторон, было не разобрать. Больная нога мешала подняться на помост по высоким ступеням, но я справилась и выпрямилась со всем возможным достоинством.

– Да начнётся суд, – махнул рукой царь Выслав, и я похолодела. Это какая-то ошибка. Растерявшись, стала оглядываться, не в силах произнести ни слова. Не защищаться сюда шла, а вразумлять, да только повернулось всё иначе. Лала торжествующе сверкала своими чёрными очами, сидя по левую руку от Ивана, а я вдруг успокоилась. Поглумятся, да и отпустят на все четыре стороны. Царевне только и надо, что от меня избавиться.

– Сельская баба, именуемая Яга, обвиняется… – глашатай сделал паузу, откашливаясь перед длинным списком. – В черном колдовстве, из-за которого мор распространился по обширному краю. В похищении детей и насильственном их удержании, а также во всяческих над сиротами издевательствах, чему есть живые свидетели. В убийстве воина, именуемого Щукой и сговоре с врагами, пришедшими в наши земли. А также по многочисленным жалобам, большим и малым, в гибели скотины, порче, наложенной на младенцев, разлучничестве, привороте и иной ворожбе.

Я слушала внимательно, стараясь больше не смотреть в сторону. Там что-то кричал Первак, извиваясь в руках двух дюжих мужиков. Вырывался паренек, видно, и впрямь старательно, раз разбили ему лицо до кровавой юшки.

– Отвечай, – мрачно велел Иван-царевич, уставившись в пол – и что он там такого интересного увидел, хотелось бы мне знать. Я перехватила поудобнее костыль под мышкой и пожала плечами.

– Да и возразить нечего. Забыли только добавить, что детей мне гуси-лебеди воруют у тех мамашек, что без присмотра чадо оставляют. А ещё у меня кот людей ест.

Иван хлопнул ладонью по ручке трона:

– Довольно зубоскалить!

– Что ещё остается, – выплюнула я. – Людской благодарности уже наелась досыта.

– Достаточно. Казнить, – зевнул Выслав, показывая на меня пальцем. Иван вскочил со своего резного сидения, как ужаленный:

– Отец!

Царь нахмурился было, хотел что-то ответить сыну, но глаза его внезапно закатились. Словно во сне я увидела, как пожилой правитель синеет, царапая горло руками и падает с трона на деревянный настил. Дернулись несколько раз ноги – и на месте славного царя Выслава осталось лишь перепачканное мочой бездыханное тело.

– Убийца, – срывающимся тоненьким голосом завопила Лала, указывая на меня, и люди на площади ахнули. Завизжали от ужаса бабы, побежал по толпе ропот. Но все звуки перекрыл зычный голос Ивана:

– В темницу её! Лекаря!

Воины схватили меня с обеих сторон под локти и потащили с помоста – только тогда я вырвалась из овладевшего мной оцепенения и закричала:

– Я этого не делала! Иван! Это не я!

Рванулась было, но куда там. Кричала что-то не переставая, покуда не захлопнулась за мной дверь темницы.

– Здравствуй, Яга, – прозвучал невозмутимый голос Птицелова, и я подняла голову. Лежать на каменном полу было холодно, но теперь-то что за печаль?

– Здравствовать мне осталось недолго, – сообщила я. – Меня казнят.

– Не казнят, – уверенно ответил Птицелов из камеры напротив, и его спокойствие вконец меня допекло – рыдания вырвались наружу.

– Яга! Дарья! Ты слышала?

– Я некрасива-а-а-я, – между судорожными вдохами еле произнесла я. – Поэтому ей поверили, а мне нет. Не травила я царя, и посевы не портила, и детей не воровала, они сами приперлись!

Слова лились из меня потоком вперемешку со всхлипами – видно, слишком долго я копила переживания внутри. Птицелов обладал на меня странным воздействием: только при нём просыпалось отчаянное желание жаловаться и жалеть себя. Мужчина терпеливо слушал и молчал, дожидаясь, пока я закончу.

– Ты прекрасна. А Ивану я кадык вырву, – Птицелов произнёс это так буднично, что я даже плакать перестала.

– Не надо. Он отца потерял, – вздохнула я и поняла, что не сержусь на царевича. В душе осталось только сочувствие – и сожаление, что всё так вышло.

– Не только отца, – хмуро отозвался Птицелов. – Скоро голубь принесёт весть от Боз-Каскыр-хана. Царевичи Димитрий и Василий погибли по трагической случайности. Третьему сыну суждено унаследовать престол.

Я не стала спрашивать, откуда он это знает. Видел,