Поколение - Николай Владимирович Курочкин

— Это американцы, — пояснила барменша, поймав его взгляд. — Вчера вот эта девица в лоб туфлей кому-то заехала.

Белов устроился невдалеке от притихшей с утра компании: хотелось получше рассмотреть девицу, которую ему так выразительно отрекомендовали. Была и еще одна причина: поговорить при случае, что называется, «пообщаться».

«Черт-те что! — думал Белов, потягивая неторопливо пиво. — Шесть лет в школе, пять лет на инязе, а сидишь как придурок и боишься пару слов сказать…»

Он разглядел их, своих визави. Мужчинам было лет за сорок: один болезненно худой, другой неприлично длинноносый. Девица тоже не из Голливуда — обычная шатенка с короткой стрижкой.

Прислушавшись к разговору, Белов понял, что за соседним столом живо интересуются, что это такое он ест?

— Рыбу, — сказал он неожиданно для себя (у него это как-то само собой вырвалось), — соленую рыбу. Могу угостить.

Американцы удивленно посмотрели на него, и в этот момент из динамиков потек сладкой патокой голос Пресли.

— О, Элвис! — воскликнула шатенка. — Фил, это Элвис! — И она дернула за рукав длинноносого.

— Я слышу, дорогая, — сдержанно ответил тот. — Очень жаль, что его нет с нами. Ты повисла бы у него на шее и призналась ему в любви.

— Я влюблена в его голос. Как мужчина он меня совсем не волнует…

— Хотел бы я увидеть того парня, который тебя волнует…

— У него, во всяком случае, не должно быть такого длинного носа и противного характера, как у тебя! Не мешай мне слушать. Присоединяйтесь к нам, — обратилась она к Белову.

Белов представился.

От американцев поднялся длинноносый Фил.

— Бэт Хейзлвуд, Джефф Браун, Фил Макилрон. — И он поклонился за всех.

— Па-вэл, — почти что пропела Бэт Хейзлвуд.

— Надеюсь, не святой? — спросил Фил Макилрой и подмигнул девушке. — Вы местный?

— Нет… В отпуск сюда приехал.

— А работаете где? — снова спросил Фил Макилрой. Пока он был наиболее активным собеседником Белова, особенно по части вопросов. Вот и не верь после этого в примету о длинном носе!

— На радио. Веду программу новостей.

— О, прекрасно! — оживился Джефф. — Обожаю давать интервью. — Он сделал напыщенное лицо и заговорил не своим голосом: — Я — Джефф Браун, Хартфордский университет, США. Мне сорок два года, двадцать из которых я занимаюсь проблемами голографии, и черт меня побери, если я хоть что-нибудь понимаю в этом деле. Более того, у меня такое подозрение, что Лейт с Упатниексом тоже не совсем поняли старика Габора, но потом не захотели признаться в этом.

— Они с Лейтом были дружками, — пояснил Фил Макилрой. — Я имею в виду Джеффа. И вместе начинали. Теперь Лейт попал в папаши принцессы Голографии, а мистер Браун носит за ней ее шлейф. Не переживай, Джефф. Ребята из «Дженерал моторс» уже ищут тебя по всем Штатам. Восьмикратное увеличение наполеоновской кареты их не устраивает. Сделаешь им трехмерную голограмму неандертальского парня, который выходит из их последней машинки, — и на «Тоету» все наплюют, а тебя объявят патриотом года и дадут кучу денег.

Из всей этой тирады Белов понял одно: «Дженерал моторс» ищет Джеффа Брауна, чтобы поблагодарить его и выписать ему чек на крупную сумму. Лейт, Упатниекс и старина Габор вместе с наполеоновской каретой и неандертальским парнем были героями другой книжки, которую он не читал. Примерно так он и сказал Филу Макилрою.

— Вы немного потеряли, — рассмеялся тот. — Откровенно говоря, из всей этой компании один неандертальский парень вызывает у меня симпатию, да и то, видно, потому, что я сам его придумал только что. Остальная публика — скучные люди, наподобие Джеффа. — И он сморщил нос, отчего тот заострился и стал похож на указку.

— Не слушайте этого болтуна, — вдруг сказал Джефф. — Дело было так. В конце сороковых годов Габор придумал голографию. Что это такое — легче показать, чем рассказать. Он же впервые получил закодированное изображение — голограмму. Сначала на голографию смотрели просто как на средство увеличения изображения без ограничений. Да, чуть не забыл… Габор наткнулся на всю эту канитель, когда работал над усовершенствованием электронного микроскопа… В начале шестидесятых годов Лейт и Упатниекс неплохо поработали. Они, например, устранили взаимные помехи между мнимым и действительным изображением. Ну, что еще? Голография применяется в медицине, в фотографии, в рекламе, возможно, в кино будет… Кстати, со своим дружком Лейтом я виделся всего один раз.

— Да, Пол, — так можно вас называть? — сказал Фил Макилрой. — У вас здесь девушки удивительные: красивые, но… необщительные…

— Это вам так показалось… И потом… Говорить о каких-то девушках в присутствии мисс Хейзлвуд по меньшей мере странно. Вы не находите?

— Браво, Пол! — почти что выкрикнула Бэт. — Получили? Убирайтесь к своим красивым и необщительным…

— Пол, мы не прощаемся, — сказал Джефф, и они чинно удалились.

— Выпьете что-нибудь? — спросил Белов Бэт, показав на пустой стакан.

— Да, виноградного соку со льдом.

Когда он подходил к столику, Бэт прятала в сумочку расческу. Глядя на ее смиренную позу и хрупкую, как у подростка, фигуру, трудно было представить, что она сняла туфлю и заехала кому-то в лоб.

— Это вам. — И он поставил перед ней стакан.

Бэт обхватила стакан ладонями и прижалась губами к кромке.

— Скажите, Пол, — она выпила сок и провела кончиком языка по губам, — русские мужчины такие же наглые, как и другие?

— Не знаю, — сказал Белов. — Я, например, наглый. Сейчас начну приставать к вам с непристойными предложениями. Вот пиво допью и начну.

— Я вчера ударила одного немца. Он напился и сказал мне: «Пойдем переспим».

— И сильно стукнули?

— Да… Мне стало обидно, что какая-то пьяная морда может подойти ко мне и сказать: «Пойдем переспим».

— А что, больше некому ударить было?

— Нет, — улыбнулась она. — Я привыкла сама. Так надежнее.

— Хотите пива?

— Нет, спасибо. Я должна идти. В два часа Джефф будет выступать с докладом. Мы здесь на симпозиуме…

— Пожелайте ему от меня успеха.

— Спасибо. Мы послезавтра уезжаем. А завтра у нас весь день свободный.

— Я вам позвоню. Вы в каком номере?

— В сто восьмом. Ну, я пойду?

— Конечно. Поцелуйте Джеффа. Он, может быть, какое-нибудь открытие сделает.

— Я думаю, он неправильно истолкует мое намерение и забудет о докладе… До встречи!

Он вышел следом за ней.

На улице было по-прежнему пасмурно, и всем другим развлечениям он предпочел одно, самое дешевое и здоровое, — сон.

Собачка встретила его как старого знакомого и проводила на второй этаж.

— Иди сюда, — сказал Белов.

Она вошла, огляделась и уселась у порога, придав своей симпатичной морде самое благовоспитанное выражение.

— Ты виноград ешь? — спросил Белов.

Если бы собака сказала: «Ем» — или «Ты что, с ума сошел?!» — он не